Дмитрий динзе адвокат биография. Адвокат Дмитрий Динзе: «Олег хотел, чтобы я первым сообщил о его решении. Очевидно, что всё, скорее всего

Интервью Даниила Пленина с адвокатом Войны Димой Динзе. «О Войне, о современном искусстве, о половой ориентации нашей правовой системы и о многом другом». 18 июля 2011 г. Привокзальное кафе.

- 22 будет заседание, на котором будет рассматриваться вопрос об обращении залога в доход государства...

Динзе: Следственный отдел Центрального района Санкт-Петербурга посчитал, что были нарушены условия залога. Имеется ввиду проживание в определенном адресе, уведомление о смене жительства, о явке к следователю. Посчитав, что данные обязанности были нарушены, они вышли с протоколом о реализации залога в доход государства. Ну, а следующий этап, это, как правило, изменение меры пресечения.

- И насколько это реально, на ваш взгляд?

Динзе: Изменение меры пресечения и обращения залога в данном случае просто нереально. Еще в рамках этого уголовного дела милицейский следователь Петров был уведомлен, что Николаев проживает по другому месту жительства, на Котовского. Однако следователь в суде представил ситуацию односторонне, якобы он отравлял какие-то повестки, отправлял каких-то оперативников, которые заинтересованы, чтобы Николаев сел в тюрьму. Так поступает следователь Рудь. Хотя до этого следователь Федичев поступал следующим образом: он звонил мне и я с Николаевым всегда приходил. У нас никаких вопросов по его явке не возникало. Они почему-то возникли у следователя Рудь. Я предполагаю, они просто решили провести психическую атаку в отношении Николаева, взять его на понт. Они его объявили в местный розыск, и подумали, что Николаев обосрется и спрячется под корягу. Убежит от них, как Воротников. Но Николаев не такой дурак, он очень грамотный, у нас очень хорошая позиция в рамках этого дела. Я думаю, что мы суд выиграем.

- Я так понимаю, Воротников еще обвиняется по делу "31 марта" в рамках "Стратегии 31"?

Динзе: Да, есть такое уголовное дело. Но адвокат Воротникова, Екимовская Анастасия, была сегодня в суде, где, естественно, взыскали залог в пользу государства и, как сказал следователь Рудь, который там присутствовал, якобы в отношении Воротникова не одно уголовное дело, а целых два, помимо того дела о переворачивании машин.

Динзе: Там ситуация какая, там же Воротникова избили, мы вместе с ним ездили в больницу, фиксировали его телесные повреждения. Я считаю, что там неоднозначная будет ситуация, насколько там видео объективное, где органы предварительного следствия это видео взяли? Сейчас он вроде бы находится в федеральном розыске (я документов не видел), мера пресечения сейчас, я думаю, уже будет содержание под стражей.

Можно ли сказать, что дело Войны - это месть силовых структур? Так сказать, хулиганы от искусства против ментов?

Динзе: Естественно, сотрудники уже полиции обозлены на них, они считают их своими врагами. Идейными врагами. Сотрудники Центра "Э" не считают их действия каким-то искусством, перформансом, уличной акцией невинной. Они считают действия Войны преступлением. Вы же видели видео, как Воротников разговаривает с центром "Э" по скайпу? Если не видели, посмотрите это видео, вам станет ясно, откуда пошла самая основная закуска по всей этой теме.

Если обратиться к истории, то во Франции был такой поэт и скульптор Жан-Пьер Дюпре, который помочился на вечный огонь на Могили Неизвестного Солдата в Париже, на площади Этуаль. Он сделал это в знак протеста против войны в Алжире. После этого Дюпре был избит, попал в тюрьму, в психбольницу, вообщем, большие проблемы испытал. Получается, что арт-группа Война шла к тому, чтобы попасть в тюрьму, то есть шла намеренно?

Динзе: Вы знаете, тогда я тоже иду намеренно к этому же, защищая оппозиционеров, если следовать вашей логике. Зачем идти в Европейский суд? Можно сразу устроить 37 год, тройку и вперед! Адвокат не нужен, по башке дали, признался, написал. Получается, такая логика?

- Нет, я имею ввиду, что, если Война окажется в тюрьме - это будет частью их художественного образа.

Динзе: Давайте разделять искусство и юридическую оценку. Я юрист, у меня своя линия мышления, я работаю по уголовной составляющей. А теперь возьмем людей искусства. На самом деле, для обычного юриста, что из искусства преподавалось в университете? Культурология, истории искусства у нас не было, не было предмета "история современного искусства"... Вот, насколько, как вы думаете, следователи будут погружаться в художественную составляющую того или иного перформанса? Они будут видеть все одностороннее, как оно произошло. Машину перевернули, со спец сигналами - всё, жопа, это преступление. Следователи не оперируют категориями искусства, они ничего про это не знают и не хотят знать. А для того, чтобы работать с той же самой Войной, следователь должен копаться не в статьях уголовного кодекса, а читать про современное искусство, либо, хотя бы, пообщаться с Воротниковым насчет этого современного искусства. Я думаю, это должно было быть интересно следователю. Вы думаете там кому-то что-то интересно? В гробу они видели! И общаются они только культурно с Войной лишь по одной причине, потому что адвокат присутствует. А так просто читается в глазах: "Убил бы я вас, товарищи, на месте за ваши действия". Кому нравится оппозиция? Она никому не нравится, понимаете.

- Не кажется ли вам, что Война просто надела "черный свитер" и говорит: "Всё, что мы делаем - это искусство".

Динзе: Вы знаете, я не берусь судить людей. Это моя жизненная позиция. Я не буду судить, я защитник, я защищаю. Вы хоть насрете в раковину и скажете, что это искусство, ваш перформанс - почему я вам не должен верить? У вас в голове это перформанс. Мало ли, что у меня в голове не перформанс, но у вас это перформанс. Почему я не должен говорить, что вы сделали искусство? Я в современное искусство окунулся, еще когда в Академии МВД учился. Помните, просто петарды взрывали, заворачивали в бумагу и взрывали... Продавали это за сотни тысяч долларов. Или менструальной кровью рисуют, говорят, что это искусство, это натуральное, а все, что красками, не совсем натуральное, это что-то другое. Понимаете, сколько людей, столько и мнений. И даже если он насрал в раковину и сказал, что это искусство, может быть он в этом что-то видит и, может быть, у него даже будут последователи, которые будут говорить: ты классно, художественно насрал. А есть те, которые скажут: это просто говно. А другой человек подойдет и купит это за 100 тысяч долларов. Все относительно. Как вы считаете, если я поучаствую в какой-то фотосессии с художественным замыслом определенного человека и буду просто там как-то позировать, и так далее... Кто-то скажет, что адвокат должен быть морально устойчивым, должен быть примером. Да для кого я должен быть примером? Ни для кого. Если я делаю хорошо свою работу, если я приношу облегчение людям, облегчаю их участь с помощью своих знаний, умений... А то, что я на стороне делаю, да я хоть, извините за выражение, буду срать с постамента, и меня кто-то заснимет и скажет, Дмитрий Владимирович, вы совсем рехнулись. А я скажу, что так себя самовыражаю, так мне нравится. Очень тонкая грань между этическими и эстетическими нормами, нормами морали и личного восприятия. Поэтому бесполезно судить: Война - это искусство или не искусство... Вы знаете, нас может быть не будет, а Войну до сих пор будут обсуждать. Чувствуете подоплеку? Если обсуждают и не забывают, говорят везде - то кому-то это надо.

- Это называется, хороший пиар.

Динзе (смеется) : Государство не заинтересовалось бы хорошим пиаром, поверьте мне. Государству не интересен хороший пиар.

Несколько недель назад стало известно, что на голландском конкурсе Innovating Justice ваш проект занял третье место. Вы не могли бы коротко рассказать об этом проекте?

Динзе: Проект занял второе место. Это был международный конкурс, участвовало около 50 стран. Америка, Канада, Мексика... Из 50 выбрали 19, из 19 - три финалиста определились. Нас было три номинанта, из Мексики женщина завоевала первое место. Суть проекта - работа с наркопотребителями. Я оказываю им юридическую помощь в рамках получения медицинской помощи в местах изоляции. Подготовка медицинских документов для получение медицинской помощи, освобождение по УДО, лечение ВИЧ/СПИДа и так далее. Есть такая организация "Гуманитарного действие", с которой у нашей 4 Адвокатской конторы заключен договор и я работаю там в рамках проекта на добровольных началах, виду этот проект. Я считаю, что мы должны как-то людям помогать. Я делаю то, что я могу. Я считаю, что нужно помогать конкретному человеку. Как Костя Пролетарский, которого мы вытащили с Медвежегорска, а правозащитная организация "Агора" до сих пор работает с этим Медвежегорском. Я сотрудничаю с "Агорой" как привлеченный адвокат.

- Тоже как доброволец?

Динзе: Нет, они мне платят гонорар за мою работу, я получаю зарплату. В рамках этой работы я защищал Алексея Гаскарова, которого оправдали в химкинском суде.

Еще такой эпизод был в вашей биографии: компания Майкрасофт, в том числе и благодаря вашей работе, объявила по умолчанию любую версию Виндоус, установленную в редакции газеты или общественной организации, лицензионной.

Динзе: Была достаточно плодотворная работа у "Агоры" в этом направлении. Сотрудники ОБЭПа, сотрудники Центра "Э" щемили все организации за счет этой контрафактной продукции, которую многие организации себе устанавливали на компьютеры. Естественно, все обратились в Майкрасофт, сказали, что мы занимаемся благими делами, а нас за эти благие дела, за то, что просто не к чему привязаться, цепляют за всякую ерунду, дайте нам возможность пользоваться вашей продукцией бесплатно. Майкрасофт рассмотрел предложение, они сделали аналитику - действительно, российские власти в рамках репрессий в отношении общественных организаций используют педаль, под название "контрафакт". А у многих организаций такое финансирование, что не хватает на лицензионную версию. Лицензионная версия достаточно дорогостоящая, это по 50 тысяч, по 30 тысяч стоят определенные программы, а если сервер - до ста тысяч может доходить. Представляете, людям надо еще зарплату получать, детей кормить. Майкрасофт пошел на уступки для того, чтобы российские власти не могли репрессировать общественные организации.

Динзе: Я считаю, что интернет должен оставаться свободной зоной. Авторское право придумано для того, чтобы зарабатывать деньги. Это чисто коммерческий проект. Я не считаю, что это плохо, но считаю, что многие авторы должны что-то делать бесплатно и давать идеи... Представьте, я что-нибудь придумаю по юридической части и буду авторское право защищать по этому поводу. Нет, я делюсь своими познаниями, делюсь своим виденьем ситуации. Я считаю, что интеллектуальная собственность на то и интеллектуальная, чтобы ее все могли использовать. Кто-то хочет в Сети посмотреть фильм, кто-то хочет посмотреть на большом экране. Я хожу смотреть на большом экране, потому что в Сети мне некомфортно, я заплачу за это деньги, у меня есть такие возможности. Дайте людям за минимальные деньги тоже самое посмотреть с интернета. Вы думаете, кто-то будет пиратствовать?

- Ну, а как же скачивание с торрентов?

Динзе: Это потому, что за фильм берутся такие деньги, который нормальный человек не может заплатить. Представьте, DVD стоит 450 рублей, лицензионный. Если мы возьмем среднего человека, для них 450 рублей и для меня 450 рублей - это существенно. Если бы были нормальные деньги, до они бы только выиграли, больше бы заработали. По 100 рублей за фильм. Болванка стоит 15 рублей и запись автоматически штампуется. И что, себестоимость 450 рублей?

Теперь изъятые из незаконного оборота наркотические вещества могут быть уничтожены по решению суда еще до приговора. Ваша оценка этим изменениям?

Динзе: Многие адвокаты и правозащитники уже достаточно давно борются с такой ситуацией: возьмем сто грамм муки, добавим туда щепотку героина, все это смешаем., положим вам в карман. Сколько у вас будет героина в кармане?

- Капля, которая была добавлена.

Динзе: Нет, сто грамм у вас в кармане, молодой человек, сто грамм. Потому что по постановлению правительства "О наркотических средствах" героин идет в смеси. Поняли фишку? (Смеется). В смеси идет. И когда возьмут эту муку на анализ, покажет героин. А то, что им вмазаться нельзя, уколоться и улететь на Марс или еще куда-то - это никого не интересует. Поэтому я всегда прошу: проводите химико-фармакологическую экспертизу, оценивайте не только состав, а возможно ли вообще кайф получить от этой смеси, которую нашли у клиента. А что будет уничтожаться? Только наркотик или упаковка вместе с наркотиком?

- Очевидно, что всё, скорее всего.

Динзе: Отлично, отпечатки пальцев где мы потом находить будем? Где мы потом будем проверять, обладал ли он наркотическим эффектом? Вы думаете, адвокат видит наркотики? Да я сколько не заявлял ходатайства о том, чтобы мне предъявляли упакованное наркотическое средство, чтобы посмотреть консистенцию, которая описана в протоколе досмотра... Например, опер пишет в протоколе личного досмотра: "Изъят порошок кремового цвета, такой-то консистенции", - он написал. В исследовании пишется: "Смесь имеет вязкую субстанцию". "Порошкообразное" - "вязкое". Понимаете разницу? И они теперь будут это уничтожать. И что дальше? А с чем работать?
В свободной продаже, конечно.

Вы слышали, что есть такое вещество - ибогаин - которое избавляет от героиновой зависимости? Слышали об этом?

Динзе: Я не врач, меня эта тема меньше всего интересует. Я ездил в Норвегию, в Копенгаген, в Польшу в рамках программ обмена и смотрел, как у них внедряется заместительная терапия. Нам показывали реабилитационные центры, показывали метадон. Копенгаген вообще прогрессивный, у них там искусственный героин наркоманам дают, которые не могут себя обеспечить. У них есть клиника, под присмотром врача прописывают искусственный героин, который ты приходишь и ежедневно получаешь. Потому что зависимость уже такая, что ты все равно будешь его принимать.

- Это до конца жизни?

Динзе: Да, до конца жизни. Государство считает, что оно должно помогать этим больным людям.

- И вы считаете, это правильный подход?

Динзе: Я считаю, что если болезнь нельзя победить, то ее надо профилактировать. ВИЧ/СПИД-то мы профилактируем, резинками же пользуемся, не трахаемся как попало. Потому что нам дают профилактику первичную, мы знаем, какие есть болезни. Вторично, это будь любезен пойти в аптеку и купи себе презерватив.

Сейчас в либерально-правозащитных кругах распространено мнение, что все социальные проблемы, проблемы общества так или иначе связаны с политикой ситуацией в России. Так ли это, на ваш взгляд?

Динзе: Я с вами согласен и с ними я согласен на 100%.. Если мы возьмем Европу, а я на нее ориентируюсь, мне их модель понятна... Наша модель мне не понятна, у меня такое ощущение, что Россия коррумпирована от низа до верха и сделано все, чтобы человек чувствовал себя какой-то букашкой, муравьем. У них все просто. У них, например, ВИЧ/СПИД, наркомания - Министерство здравоохранения субсидирует общественные организации. Общественная организация сидит мощная, например, в Норвегии, 250 кв. метров офис. Все есть: комната отдыха и т.д. Получают зарплату от Министерства здравоохранения, выделяют им деньги, получают субсидии на больных. У них все расписано, перед государством они отчитываются. Что, плохо что ли? И не надо будет потом орать, что вы получаете деньги заграницей. Так вы создайте условия, чтобы общественные организации работали на нормальные субсидии. Я согласен с тем, что необходимо, чтобы государство обращало внимание на те или иные ценности общечеловеческие, на проблемы.

- То есть, эти проблемы нужно решать при помощи изменения политического контекста?

Динзе: К сожалению, на счет России у меня пессимистические прогнозы, потому что те люди, которые стоят у власти, у них не то правосознание, которое должно быть в принципе. Если на Западе, в цивилизованных странах, если ты берешь взятки - ты белая ворона, а у нас, если ты не берешь взятки, ты белая ворона. Этим все сказано и, я думаю, продолжать никакого не имеет смысла.

У вас не было мысли заняться политической деятельностью, как некоторые правозащитники переходят в политику?

Динзе: В "Агоре" мы выработали такое понятие, как адвокат-правозащитник. Я за определенные ценности и помогаю людям. Но в тоже самое время, я профессионал. Во-первых, если политик, ты должен отказаться от статуса адвоката и уйти в политику. Ты уже не можешь быть адвокатом, потому что интересы противоречат. Политик - это, как правило, государственная служба. Честно говоря, не интересно. Общественная деятельность - это быть просто правозащитником. А как в политике? Сидеть в Общественной палате? Но я должен тогда приостанавливать статус или вообще его прекращать. Профессионализм - это одно, а какие-то мнения и политические взгляды - совершенно другое. Я не лезу в политику.

Вы им помогаете, только потому что вас попросили или лишь потому, что вам за это платят? Для вас это больше работа, чем какое-то сочувствие?

Динзе: Почему, как людям, я им сочувствую. Я всегда больше сочувствую тем, на кого больше всего гонений. Это драйв, это интересно, это борьба. Где все легко, это часто бывает. А вот это... Я бы не сказал, что это политическая проблема. Это личная проблема сотрудников милиции с определенными физическими лицами под названием Николаев, Воротников, Сокол. Туда уже Каспер добавился. Они нестандартны, я люблю с нестандартными людьми работать. Они принимают мое мнение, они умные люди, интересные люди. Мне с ними интересно и я готов им помогать и мне нравится им помогать. Мне нравится помогать... Потому что я считаю, что система - у нее власть и она должна быть порядочной. Она должна работать в соответствии с законом, а не фальсифицировать. И не сажать людей по беспределу. Я считаю, если у тебя власть, будь любезен, вот тебе определенные рамки, в них и работай. Это я могу себе позволить какие-то своеволия в рамках того, чтобы клиенту помочь. Что-то подсказать, что-то присоветовать, какие-то вещи ему сказать, которые могут обходить закон, не нарушать, а обходить. Помочь ему версию разработать. Власть, у нее есть силы средства, матобеспечение. У меня что есть? Есть клиент и всё. Если он себе может позволить какие-то силы, средства, матобеспечение - это хорошо. Но, как правило, ни сил, ни средств, ни матобеспечения. Только башка одного адвоката и уголовное дело, куда все собрано как в мусорную корзину закидано. Поэтому я считаю, что я помогаю людям так, как я считаю необходимым. Если вы можете назвать это оппозицией - называйте это оппозицией к власти. Я называю это профессиональной работой. Я могу сочувствовать даже взглядам людей. Они мне могут симпатизировать. Я тоже человек, но я привык это оставлять при себе.

Из интервью Козы информ-агентству Франс-пресс:

"Дима Динзе - адвокат Войны. Его смело можно назвать полноценным активистом Войны, поскольку мы делаем общее дело преследования и нахлобучивания неверных ментов. Он неоднократно вытаскивал активистов группы из мусорского плена. Это непобедимый адвокат. Только что он выиграл дело для антифашиста Гаскарова, суд оправдал его. Динзе - боевик, мы в группе называем его Нинзя. Он и есть летающий черный нинзя, этот Динзе".

Динзе оказался прав. 22 июля суд оказал следователям в их ходатайстве о взыскании залога в пользу государства. Николаев по-прежнему на свободе.

Публикуется в сокращении, полностью здесь.

Дмитрий Динзе

Адвокат Олега Сенцова. Специализируется на защите по уголовным делам. Вел дела арт-группы «Война», Pussy Riot, Петра Павленского.

Ты вернулся из колонии в Лабытнанги, где встречался с Олегом. Расскажи, в каком он состоянии? Как часто ты у него бываешь?

У Олега я уже был третий раз. Первый раз я был в декабре, когда его этапировали в колонию. Впоследствии я у него был на момент начала голодовки и потом, так скажем, в продолжение голодовки. Ушел он в голодовку 14 мая 2018 года. Я с ним встретился и разговаривал 15-го. Он тогда подал заявление на голодовку. Сейчас у него уже был 21 и 22 июня - это было уже мое третье посещение с того момента, когда он появился в «Белом медведе» (колония строгого режима на Ямале в городе Лабытнанги. - Прим. ред. ).

Состояние у него на 15 мая было нормальное. Он был достаточно бодр, потому что он готовился к голодовке и ушел в нее, исходя из того, что принял такое решение сам для себя, и уведомил администрацию. Тогда его поместили в одиночную камеру, он в ней находился порядка 10–12 дней. В камере у него было где-то +16 градусов - как положено по закону и санитарным нормам. В голодовку он уходил достаточно тяжело, потому что на третий день состояние у него ухудшилось, потом оно стабилизировалось, и впоследствии уже после третьего дня он переносил голодовку нормально. Единственное, он говорил, что у него мерзли руки-ноги, спал он в одежде. Спустя десять дней ему уже дали обогреватель, и стало более-менее.

Все это время он пишет различные пьесы, рассказы, какие-то постановки придумывает сам для себя. Соответственно, сидит на голодовке и не прекращает свою работу.

Когда я у него был в последний раз, он был очень бледный, ходил с трудом, уже в связи с тем, что у него мозг начинает притормаживаться от голодовки. Язык у него белый. Говорит, что уже, по ходу, рецепторы на языке отмирают. Говорит, даже еда ему не интересна. Его уже перевели в медицинскую палату. Ему приносят пайку, делают фотографию, что пайку поставили, потом уходят из палаты, через час возвращаются, фотографируют, что пайка не тронута, что пищу он не принимал. И таким образом это происходит каждый день, как ритуал. Три раза в день - завтрак, обед и ужин. Он говорит, что есть уже вообще не хочется. К еде уже развилось не отвращение, а, так скажем, безразличие. Говорит, перешел уже на новый уровень. В палате он в основном лежит, потому что сильно ослаб. Пьет по 3,5 литра воды каждый день. И плюс ему вкачивают всякие разные жидкости - глюкозу, витамины, аминокислоты. Говорит, уже искололи все вены так, что уже одни сплошные синяки на руках. Поэтому ему просто устанавливают катетер, который подключают к капельницам.

Первая поддерживающая терапия у него была где-то на 10-й день, а потом уже был перерыв и вторая поддерживающая терапия. На 26-й день голодовки он почувствовал себя плохо. Голова начала кружиться, состояние ухудшилось. Колонией было принято решение его отправить в гражданскую больницу, чтобы его там обследовали. В этой больнице созвали консилиум врачей, чтобы понять, каким образом его можно было бы стабилизировать. В том числе позвали реаниматолога. Реаниматолог говорил - давайте его положим в реанимацию и закачаем питательную жидкость, будем его кормить. Но Олег отказался от какой-либо госпитализации и реанимации. Они как могли его стабилизировали, состояние улучшилось, и его отправили обратно в колонию. Где он уже, собственно говоря, со мной и встретился. В ближайшее время к нему должны .

За это время, что он находился в колонии, он писал разные письма - в том числе написал обращения к режиссерам , которые его поддерживают. Сейчас посмотрим, как пойдет вопрос о поддержке со стороны Украины. Украина его на тот момент ни разу не поддерживала. Там были какие-то бюрократические проволочки, насколько я понял. Сейчас Украина его готова поддержать, в том числе выделить финансовые средства на адвоката. Вроде как они готовы выделять деньги на эти командировки. Сейчас я продолжаю ездить на финансы, которые семье выделяют режиссеры.

- Что это за режиссеры?

Я держу связь с Гиндилисом (Евгений Гиндилис, кинопродюсер. - Прим. ред. ). Я уж не знаю, как там у них происходит сбор, но это российские режиссеры и продюсеры.

Была еще какая-то непонятка про потерю веса: кто-то говорит, что якобы он вообще набрал вес и это такое лечебное голодание. Ты сказал, что у него порядка 90 кг был изначальный вес?

Вес у него был где-то даже под сотню - он же под два метра ростом. А когда он уходил на голодовку, когда готовился, он уже сбросил порядка 10 килограммов. Потом он потерял еще восемь килограмм, и дальше была еще потеря веса.

Сейчас его вес стабилизировался на уровне 77 кг. Никакой прибавки в весе у него не было, потому что он не получает никакой питательной жидкости. Весу не от чего расти.

Организм, так скажем, переваривает всю воду и больше ничего. Весу больше некуда снижаться, поэтому уходит по 100–200 грамм в день. Нету никакой прибавки. Это уполномоченный по правам человека в Ямало-Ненецком автономном округе Анатолий Сак дезинформирует о состоянии Москалькову (Татьяна Москалькова, уполномоченный по правам человека в Российской Федерации. - Прим. ред. ). Он каким-то генералом Олегу представляется. Олег говорит, это просто цирк какой-то. Сак говорит, что постоянно к нему ездит, какие-то разговоры непонятные ведет. На самом деле он был у Олега не больше двух или трех раз. В принципе, столько же, сколько и я. Не знаю, общался ли Сак с врачами или администрацией колонии, но он выдает какую-то дичайшую информацию. Откуда он ее берет, вообще никому непонятно.

Еще Москалькова озвучила такой интересный момент, что когда Денисова (омбудсмен Украины Людмила Денисова. - Прим. ред. ) к нему приехала, то якобы Олег снялся с голодовки. Это тоже полная дичь. Он не снимался с голодовки. Я знаю, что Олег так и сидит, никакого приема пищи у него нет. Люди просто офигели, когда Москалькова такое озвучила. У нее постоянно такие противоречивые данные. То он снялся с голодовки, то он прибавил два килограмма, то у него лечебное голодание. Я помню, предыдущий уполномоченный по правам человека сам звонил адвокатам или правозащитникам, когда возникали подобные ситуации, чтобы получить проверенную информацию, так сказать, из первых рук, а Москалькова, например, мне ни разу не звонила. Я бы сразу сказал, что лечебное голодание - это полная чушь.

Еще была ситуация с Европейским судом по правам человека, который тоже попросил Олега уйти с голодовки. Он передал большой привет, но с голодовки сходить не будет. А что его делу придали приоритет и уже несколько лет непонятно каким образом этот приоритет работает, остается неясным.

- У тебя есть какая-то интуиция по поводу исхода этого дела?

Олег не самоубийца. Его цель - не покончить жизнь самоубийством или умереть в застенках, а победить. То есть он хочет, чтобы его условия начали выполняться. Сама цель - освободить украинских политзаключенных. Он же говорит: «Я же не псих какой-то. Моя цель в том, чтобы условия были выполнены».

- Насколько это реально?

У нас в стране, в принципе, все реально. Я могу сказать, что какая бы ситуация ни происходила, Верховный суд, если ему надо отпустить какого-то человека, всегда найдет выход через определенные процессуальные коллизии. Они говорят, что они не могут освободить такого человека, как Сенцов, потому что он гражданин России. Но он никакой не гражданин России, он никогда не получал никакого паспорта, он не писал никакого заявления. Пошла дезинформация, что якобы его российский паспорт лежит в его личном деле. Там лежит украинский паспорт, и никакого другого он не получал. Но даже если они признают его по федеральному конституционному закону гражданином России, так тот же Афанасьев (Геннадий Афанасьев, один из обвиняемых по делу так называемых «террористов группы Сенцова». - Прим. ред. ), который с Савченко был выдан, он вообще получил российский паспорт, он был полностью гражданином России. Но в итоге его выдали Украине. Поэтому я не вижу какого-либо противодействия тому, чтобы Олега также выдали. Или начали освобождать политзаключенных, если они не хотят его выдавать.

- Речь идет о всех политзаключенных?

Понятно, что цель глобальная, но на реальном уровне хотя бы начать готовить процедуры, начать отпускать хоть кого-то. Уже на этом условия будут выполнены. Олег просто поднял волну публичного обсуждения этого вопроса и публичного его решения. Вот есть проблема, давайте ее решать. Давайте хоть что-то делать.

- Как ты думаешь, что могут еще сделать политики, активисты и коллеги, чтобы ускорить этот процесс?

Так скажем, творческая среда - режиссеры, актеры - они уже записывают ролики, некоторые обращаются напрямую к президенту. Мы видим, что все эти действия неэффективны. Российская сторона пошла навстречу только в одном - подключении омбудсменов по правам человека как с российской стороны, так и с украинской стороны. Опять же, встает такая непонятка, что Порошенко поговорил с Путиным о проблеме посещения Денисовой украинских политзаключенных, но это до сих пор . Я задал вопрос Денисовой: «А в чем фишка просто посещать людей?» Они же известны, где они сидят тоже известно, информация об этом есть. Сказали, что это регламент, которого они должны придерживаться. Регламент - это прекрасно, но когда начнется сама процедура? Чтобы не затягивать процесс, нужно начать сразу предлагать - вы согласны, чтобы вас обменяли или выдали украинской стороне? И пусть люди ответят на этот вопрос, пусть готовят эти документы. А так получается, что идет какая-то возня между двумя омбудсменами и никакого результата нет. За то время, пока идет эта работа, может умереть и Олег, и другие активисты, которые тоже ушли в голодовку. Сколько можно ездить по странам? Это касается и Москальковой, и Денисовой. Для меня и Олега это странно. Если решили, то составьте и сверьте списки - делов-то максимум на неделю - и запускайте процесс. Получается, Россия не так уж и заинтересована в российских гражданах, которые являются политзаключенными на стороне Украины. Мне кажется, это какое-то скотское отношение к людям, которые ждут такого же обмена, как и Сенцов в России.

Раньше Москалькова говорила, что не может поехать к Сенцову, потому что там начался ледоход и нет переправы. Там сейчас есть переправа?

Да, есть. Там паромная переправа. Иногда ее закрывают, потому что очень сильный ветер, поднимаются волны на Оби, соответственно, сложно переправиться. По крайней мере, если даже нельзя переправиться обычным путем, то там всегда ходит буксир, даже при сильном ветре. Людей переправляют с Салехарда в Лабытнанги.

- В каком психологическом состоянии находится сейчас Олег?

Олег все такой же сильный волей, держится. Говорит, что будет держаться до последнего, сколько сил хватит. После четырех недель будет уже достаточно большой срок голодовки, надеется, что все-таки удастся что-то решить. Поэтому он ждет, пытается экономить силы. Каждый день к нему ходят полковники, с ним ведут разговоры о том, чтобы он снялся с голодовки. Но Олег непреклонен.

- Он получает какую-то информацию?

Только от меня.

- Письма, газеты?

Письма ему передают. Из Украины и из России можно туда писать. И даже из заграницы. Все письма проходят цензуру и ему передаются. Если возможен ответ, то ему этот ответ предоставляют. Электронный сервис. Из газет он только «Новую газету» получает. Но здесь был анекдот. Так как об Олеге очень много пишут в «Новой газете», они вырезали статьи, в которых о нем было написано, - отдавали ему с вырезанными местами. После того, как он с ними поругался, они перестали вырезать.

Ты выступал и выступаешь адвокатом на многих громких политических делах: арт-группа «Война», Pussy Riot, Павленский и Сенцов. Это какая-то сознательная специализация или почему так получается?

Слушай, не было какой-то сознательной специализации. Я начал работать с такими людьми, активистами и художниками, как раз с группы «Война». Они были как такие разведчики, которые постоянно использовали правоохранительные органы в своих интересах. Плели какие-то заговоры и провокации. Дальше уже самым громким делом было c Pussy Riot. Я с ними пытался решить вопрос об освобождении Надежды Толоконниковой из колонии. Они тоже подходили к этому процессу с творческими методами, размещали выставки, плакаты возле колонии и всячески троллили систему исполнения наказания. Я консультировал их с юридической стороны. Работал с Надей, давал ей консультации, как себя вести. Помогал ей записывать и вытаскивать весь этот беспредел, который происходил в колонии. Дело Павленского - это отдельное дело. Павленский решил, что он просто сторонний наблюдатель, он наблюдает за тем, как эта ситуация c ним происходит. Я делал свою юридическую составляющую, он добавлял свою художественную составляющую. И таким образом мы разрабатывали с ним проекты - у нас получалась совместная красивая работа.

Сенцов - это серьезное достаточно дело по сравнению с остальными. Это серьезные сроки, серьезные обвинения. Там уже было не до художественной составляющей. Мы с пулом адвокатов пытались оправдать Олега как могли, но сами чуть не загремели под уголовную ответственность, когда нам судья угрожал в связи с тем, что мы хотели приобщить справку из «Правого сектора» (запрещенная в России организация. - Прим. ред. ). Все эти работы с художниками находятся в художественной плоскости, но в то же самое время где-то больше юридического, где-то больше художественного. Может поменяться все в один день. У Павленского все менялось постоянно.

А в деле Сенцова было что-то особенное, что отличало его от других дел? Насколько я помню, чуть ли не ради него ввели новый закон, чтобы это в военном суде рассматривалось.

Сенцов попал со своим уголовным делом в военный суд как раз из-за того, что были изменения в законодательстве и все дела о терроризме ушли из-под суда присяжных и перешли в единоначалие военного суда. Военный трибунал, как я его называю, начал рассматривать эти уголовные дела.

- То есть это первое твое дело в военном суде?

Да, абсолютно верно. Первая ласточка такая была. И жесткий приговор, который обещали сотрудники ФСБ Сенцову, был потом протранслирован судьей.

- Три года прошло с . Как за это время изменилась ситуация с точки зрения адвоката?

Каких-то изменений в военных делах по террористическим делам я не вижу. Если ты признаешь свою вину, тебе дают мягкий приговор. Если ты не признаешь, то уезжаешь сразу не меньше, чем на 10 лет. Это стабильно. Это ужасно. Даже, например, в обычных судах, если ты не признаешь вину, может быть ситуация, при которой тебе могут дать минимальный срок. Если ты в военном суде не признаешь, то однозначно получишь большой срок. Я не слышал ни одного оправдательного приговора в военном суде по делу о терроризме.

- Мне кажется, я все чаще слышу про пытки во время следствия? Или так было всегда?

Нет, так было не всегда. Еще лет пять назад пытки были редкостью. Мне кажется, пытки начались с Крыма. Там сотрудники ФСБ пытали Сенцова, как он рассказывал об этом. Пытали различных других активистов, которых задерживали. То есть ФСБ был дан какой-то карт-бланш. Потом пытки уже распространились на всю Россию по террористическим делам. Потом уже начали пытать по другим регионам. И сейчас пытки уже стали повальными. Людей просто бьют, электрошоком пытают, выбивают показания. В основном пытают оперативные сотрудники на первоначальных этапах, а дальше уже следователи к этому не прикладываются. Но, например, по делу Сенцова мы слышали, что Бурдин (старший следователь по особо важным делам Следственного управления ФСБ Артем Бурдин. - Прим. ред. ) участвовал в пытках Афанасьева. Сидел и смотрел, как пытают, и чуть ли не указания давал, как его бить. Кстати, в фильме заснят Бурдин. Я, конечно, не ожидал, что следователь будет участвовать в таких гнусных вещах. Для меня это был шок, когда Афанасьев обо всем этом рассказывал. Я считаю, что это ниже городской канализации - такой морально-этический уровень следователя. Такие люди не должны служить в системе.

- Не было мысли бросить и заняться чем-то другим?

Я уже 19 лет этим занимаюсь, в следующем году будет юбилей. Я уже всю жизнь в «уголовке» работаю, уже не вижу себя в другой области. Может быть, если бы у меня что-то в жизни произошло, я бы мог работать юристом в чисто правозащитной организации. Я в свое время вел гуманитарные направления, у меня был проект по наркопотребителям, где я отстаивал право на получение первичной медицинской помощи заключенным. Потому что когда у нас наркоманов задерживают и сажают в тюрьму, им уже не предоставляют никакие медикаменты, чтобы они снялись с ломки. Много всякой гуманитарной работы в свое время делал, а потом ушел чисто в уголовную правозащиту.

Определенным образом на меня повлияло то, что, когда отец погиб, мать начала рассказывать, что она не может добиться справедливости и правды в том, что на самом деле произошло. И я заинтересовался, что это за механизм такой и каким образом работает эта система, чтобы отстаивать свои права. Начал сам для себя читать юридическую психологию, потом принял решение стать юристом. Пошел на кафедру следственных работников. Закончил и пошел работать.

- Ты был следователем убойного отдела?

Нет, я был следователем прокуратуры. Убойный отдел - это то, что тогда называлось криминальной милицией в составе МВД. Опера это опера, а я был следователем. Мы просто-напросто постоянно работали с убойным отделом, криминальной милицией, которая расследовала дела, в основном связанные с убийствами. И я вел дела с убийствами, изнасилованиями и похищениями человека. Много чего. Два года отработал и пошел уже адвокатом.

- Почему ушел?

У меня был определенный конфликт интересов с начальством. Я расследовал одно большое дело, связанное с квартирными убийствами, и у меня наладились взаимоотношения с одним из свидетелей - мы просто подружились. Я дело в суд направил. Моей начальнице это не понравилось, началась служебная проверка. Они думали, что я какие-то свои дела таким образом решаю. В итоге проверка ничего не подтвердила, но меня попросили уйти, потому что я нарушил кодекс этики следователей. Тогда еще закручивали гайки по поводу следователей, вводили новые этические нормы. Многие мои коллеги тогда пострадали. У меня не было блата, я не бухал с начальством, держался особняком, поэтому начальство было непреклонно. Я подходил к ним, говорил: «Какого хрена, зачем сразу увольнять, можете испытательный срок дать. Я два года своей жизни положил на работу, был одним из самых лучших следователей в районе, но если вам такие кадры не нужны, то я просто уйду». Меня потом приглашали и в МВД, и в ОМОН идти работать. Я сказал, что сыт этой системой, никуда не пойду. Решил выбрать более спокойную жизнь и ни от кого не зависеть. На следаков, которые там остались до пенсии, жалко смотреть - у них различные заболевания из-за алкоголя, постоянного курения, работы ночами. Очень тяжелая работа. А сейчас она стала еще тяжелее - система стала коррупционной, криминализированной. Каждому могут позвонить из администрации президента и сказать, чтобы выполняли их указания. Стало слишком много начальников. Я еще был более-менее независимым следователем. Мне всегда начальство говорило: «Ты сам решаешь». И я действительно много что сам решал. А сейчас, я смотрю, никто вообще ничего не решает. Как сказал товарищ полковник или товарищ генерал, так побежал и сделал.

- На тебя как-то влияют взаимоотношения с подзащитными? С Павленским, Сенцовым.

Я по-другому на мир начинаю смотреть, конечно. Расширяет мировоззрение определенным образом. Потому что у Павленского все было достаточно понятно, почему он это делает, - художественная концепция, политический акционизм. Все это определенным образом влияет. Я думаю, если бы у нас было больше таких художников, которые качали на политическом фронте, то они бы помогали другим людям сделать переоценку своих ценностей, по-другому посмотреть на то, что происходит в стране. Он показал, что искусство может быть на грани, а художник готов пострадать. Все это творчески воздействует на мировосприятие. Главное, это слишком близко не воспринимать, потому что если ты это близко принимаешь, то ты должен переступить черту, за которой ты уже сам можешь лишиться собственной профессии. Потому что коллеги по цеху могут тебя просто не понять. Плюс ты себя можешь обречь на гонения, связанные с нетрадиционным подходом к процессу. Это накладывает отпечаток однозначно.

С Pussy Riot, да. Павленский . Когда он освободится, если я буду во Франции, естественно, мы встретимся. Такой водоворот постоянный, что даже выбраться никуда толком не можешь. Я с 2000 года по 2012-й ни разу не был в отпуске.

- Как вообще живет ваша семья? Вы два адвоката, муж и жена. Оба работаете по политическим делам.

Сложно. Приходишь домой уставший, уже не до какой-то семейной жизни, еще приходится иногда дома печатать какие-то документы. Офиса-то как такового нет, он нам и не нужен, потому что мы постоянно в разъездах.

- Ведете вместе с женой дела?

Вместе ведем крымские дела и питерский терроризм. Оля сейчас шпиона одного украинского ведет. Друг друга подменяем, если что. Мы мелкие дела ведем порознь, а так можно сказать, что у нас все дела общие. Правовая деятельность больших денег не приносит. Иногда думаешь: «Господи, столько проблем за три с половиной копейки». Но если уже взял дело, то надо помогать людям. Еще будут плевать в спину и говорить: «Адвокаты - козлы», когда ведешь, например, дело по террористам или по делу, где человек вырезал всю семью и сжег дом. Был у меня такой клиент. Причем бесплатно, это было по назначению. Меня чуть не разорвали родственники погибших, но судья встал на мою сторону и сказал, что человек просто делает свое дело, а если вы не понимаете, как работает система, то вы все в кутузку поедете.

- Ну это было по назначению. А сейчас бы ты такое дело взял?

Да, я беру такие дела и веду их. Беру любую категорию дел. Я всегда транслирую идею, что каждый проклятый оборотень имеет право на адвоката. Для меня это профессия. Не подключаю эмоции, чтобы не перегореть. Моя жена раньше принимала все близко к сердцу, но чем дольше она работает, тем больше становится бойцом. Сейчас она в профессиональном плане готова порвать любого. Иначе невозможно. Ни одна психика не выдержит, когда ты смотришь фотографии убитых людей, разорванных на части, это очень тяжелое зрелище. Ну а когда смотришь профессионально, то думаешь о другом - какой ущерб, какая «доказуха» есть. На меня это уже не производит впечатления, я когда еще следователем работал, этого нагляделся. Для меня это просто работа.

Отец Азимовых сам вышел на меня и попросил представлять его сыновей. Мы с Ольгой решили вступить в дело и еще до майских праздников подали соответствующее ходатайство о вступлении в Следственный комитет в Техническом переулке в Москве.

Я защищаю Аброра, который, по версии следствия, является организатором. Ольга сходила к его брату, которого из Киргизии привезли, ознакомилась с материалами об избрании меры пресечения. Она посмотрела материалы дела по его аресту, подала апелляционную жалобу: мы решили разбить это на две стадии и посмотреть, как пойдет - Следственный комитет, как и ФСБ, обычно начинает голову морочить адвокатам, не пускать их в дело и со своими адвокатами проводить как можно больший объем следственных действий, чтобы закрепить признательные показания. А уж как они были добыты, это уже их не волнует.

26-летнего Аброра Азимова задержали 17 апреля в Одинцовском районе Московской области. По версии следствия, он «осуществил подготовку террориста-смертника Акбаржона Джалилова», взорвавшегося в петербургском метро 3 апреля. Источники газеты «Коммерсант» , что Джалилов позвонил Азимову непосредственно перед взрывом.

«Мое участие есть, но не прямое. Я не осознавал, что я помогаю этому действию», - Азимов во время суда по мере пресечения. Суд отправил его в СИЗО.

Его старшего брата Акрама , который, по версии силовиков, оказывал «пособническую помощь по переправке денежных средств, использованных при подготовке террористического акта, а также по организации канала связи с эмиссарами международных террористических организаций», 20 апреля.

ФСБ распространила видео задержания Акрама Азимова в одном из поселков Новой Москвы, однако есть основания считать его постановочным: врачи больнице в киргизском Оше , что он еще 15 апреля был вывезен из больницы сотрудниками ГКНБ Киргизии. Свою причастность к теракту в суде он отрицал.

Ольга подала апелляционную жалобу. Следователь сначала отвечал на звонки, говорил: да-да-да, все дадим, без проблем. А после майских праздников начал полностью игнорировать Ольгу и вообще не отвечать на ее звонки. Ему уже и факсы отсылали, и MMS с бумагами, и SMS -ки ему писали, то есть он полный игнор включил. Зовут этого следователя [Андрей] Жигулин.

Канцелярии у них как таковой нет в Техническом переулке (в Москве, где располагается ГСУ СК России - МЗ), есть приемная, куда приходят к дежурному следователю или просто к работнику СК. Они просто принимают письма и регистрируют их в журнале: ты оставляешь сотруднику все свои ходатайства, ордера и так далее, потом через некоторое время они поступают следователю.

Это настолько бюрократизированная система вхождения в дело, что просто диву даешься. Они отдельно не принимают ходатайства и какие-то бумаги - установили свои правила, чтобы морочить адвокатам и простым гражданам голову всеми бюрократическими процедурами. Если следователь вообще не отвечает, ты же не можешь войти в «Лефортово» к своему клиенту, потому что «Лефортово» опять же незаконно требует все эти разрешения. А если следователь от тебя бегает и подсовывает своих адвокатов, которые непонятно на каких принципах работают...

По поводу дежурных адвокатов. Есть определенный следственный орган, тот же самый Следственный комитет, который располагается в определенном районе. Они дают заявку в этот район, и адвокат по назначению приходит и в рамках этой заявки вступает в дело. Я ни в одном деле Следственного комитета, который располагается в Техническом, не видел никогда ни одной заявки. Адвокаты у них похоже просто дежурные: я знаю таких адвокатов, которые в центральном управлении по Санкт-Петербургу работают - одни и те же рожи светятся и лезут во все дела.

Я думаю, здесь та же самая ситуация, причем сами адвокаты ведут себя некультурно: они звонят отцу и говорят, что не надо никаких других адвокатов, все нормально, работа идет, вы не волнуйтесь. А то, что его сын вину признает, и ему пожизненное светит, им плевать. Признаться в том, за что можно пожизненное получить - это бред какой-то.

Эти адвокаты бумаги не составляют: в материале об избрании меры пресечения мы увидели, что там вообще ни одного замечания адвоката нет. Ольга позвонила в адвокатскую палату Москвы, там говорят: ну и что, адвокат по назначению, у клиента значит такая позиция по делу, а он ее поддерживает. А клиент-то другой позиции не видит и не слышит - он, грубо говоря, опекается определенным адвокатом и определенным следователем. Вот такая связка идет по многим уголовным делам, особенно резонансным.

У братьев Азимовых разные адвокаты, но все говорят одно и то же: не волнуйтесь, не переживайте, он хочет работать со мной. Они даже деньги не требуют, не просят заключить с ними соглашение - какие-то альтруисты просто.

Мы после праздников подадим жалобу в Басманный районный суд на бездействие следователя, потому что он должен был нам обеспечить процедуру: сходить с нами или вызвать на следственные действия, дать возможность встретиться с клиентом, обсудить с ним, хочет он с нами работать или нет. Чтобы мы могли переговорить с клиентом один на один. Если бы он не выразил желания работать с нами, мы бы вышли из дела и сказали отцу: он отказывается, мы переговорили с ним, у него другая точка зрения. А нам эту возможность не предоставляют, хотя по закону это положено делать. Ну, похоже, на то, что «положено», положено людьми, которые не хотят выполнять требования законодательства.

В 1998 году Дмитрий Динзе закончил с красным дипломом Санкт-Петербургский юридический институт МВД России по специальности «Юриспруденция» в звании лейтенанта юстиции. Работал в следственном отделе Адмиралтейского РУВД в должности помощника следователя милиции и помощника начальника отдела кадров. Затем 2 года проработал следователем в прокуратуре Адмиралтейского района Санкт-Петербурга. За время службы отмечен знаком «Отличник милиции» и благодарностью прокурора Санкт-Петербурга за отличные успехи в выполнении служебных обязанностей.

Уволился из правоохранительных органов по собственному желанию из-за несогласия с политикой руководства. 1 сентября 2000 года получил статус адвоката. В 2011 году в Гааге награжден призом в престижном международном конкурсе проектов, связанных с защитой прав и свобод граждан, »Innovating Justice» («Инновационное правосудие»).

Специализируется на защите по уголовным делам. Добился оправдания антифашиста Алексея Гаскарова, обвинявшегося в нападении на администрацию города Химки, прекращения уголовного дела в отношении активистов арт-группы «Война».

Лингвистические, физиогномические и прочие экспертизы, которыми часто пренебрегают другие адвокаты, стали визитной карточкой адвоката Дмитрия Динзе.

Адвокат Международной правозащитной группы «Агора». Представляет интересы режиссера Олега Сенцова и ряда других украинских гражданских активистов, фигуранта «болотного дела» Ивана Непомнящих, художника Петра Павленского, экс-милиционера Петра Стаховцева, приговоренного к пожизненному лишению свободы.

На главную страницу

Crimean Human Rights Group

Адвокат Олега Сенцова Дмитрий Динзе сообщил, что его подзащитный провел две недели в ШИЗО исправительной колонии «Белый медведь», в которую его перевели из Якутска. Об этом адвокат после своего визита в колонию к Сенцову сообщил корреспонденту Радио Свобода.
По мнению Динзе Сенцова перевели в более северную колонию, т.к. в Якутске, где он находился ранее усилилась общественная поддержка политзаключенно го.

Адвокат сообщил, что во время этапа у Олега обострились проблемы со здоровьем. В частности, появились жалобы на сердце и обострился ревматизм. Кроме того, условия проживания на крайнем севере, где находится колония, очень суровые. По словам адвоката Олег очень похудел и у него нет запасов продуктов.

«Он имеет право раз в месяц закупиться продовольственн ыми и не только товарами на 7 тысяч рублей. Раз в три месяца может получить посылку на 20 кг, поэтому просил не передавать много разных мелких посылок, а лучше перечислять деньги родным, которые будут закупать то, что необходимо», — рассказал адвокат Сенцова.

По мнению руководителя Crimean Human Rights Group Ольги Скрипник, перевод Олега Сенцова в колонию, которая находится в пяти тысячах километров от его родного дома, нарушает Европейскую конвенцию по правам человека, т.к. практически разорваны его связи с семьёй, существенно ограничена возможность семьи его навещать и передавать ему необходимые продукты и вещи. Кроме того, перемещение жителей оккупированных территорий на территорию оккупирующей державы является нарушением Женевской конвенции от 1949 года «О защите гражданского населения во время войны».

Адвокат Дмитрий Динзе встретился с Олегом Сенцовым

Украинский режиссер Олег Сенцов, продолжающий голодовку в колонии в поселке Лабытнанги, опроверг слова уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой о «лечебном голодании» и наборе веса. Об этом после встречи с Сенцовым рассказал его адвокат Дмитрий Динзе.

«По всей видимости, Москалькову мог дезинформировать уполномоченный по правам человека в Ямало-Ненецком автономном округе Анатолий Сак, который регулярно навещает Сенцова», – предположил адвокат.

По словам Динзе, Сенцов рассказал, что Сак фотографировал его, однако отказался передать фото уполномоченному по правам человека Верховной рады Украины Людмиле Денисовой, когда ее не пустили в колонию и она просила предоставить сведения о здоровье Сенцова.

«Каждый день Сенцов пьет по 3,5 литра воды, ему капают капельницу с большим количеством глюкозы, аминокислот и питательных витаминных веществ. Никакую голодовку он не прекращал», – рассказал Динзе.

Сенцов находится в отдельной палате медчасти колонии, врачи которой делают все возможное для сохранения его жизни. У него обострились проблемы с сердцем и почками. По свидетельству врачей колонии, кризисная ситуация со здоровьем режиссера может наступить в ближайшее время.

В ответ на заявление ЕСПЧ, который призвал режиссера прекратить голодовку, Сенцов ответил отказом и просил передать «большой привет», напомнив, что его жалоба, которую ЕСПЧ определил как приоритетную, находится без движения уже несколько лет.

Дмитрий Динзе намерен увидеть Сенцова завтра еще раз.

​14 мая Сенцов начал голодовку с требованием освободить из российских тюрем и колоний украинских политзаключенных. Согласно данным правозащитников, в России по политическим мотивам отбывают срок 64 украинца. Четверо из них держат голодовку – это сам Олег Сенцов, а также Александр Кольченко, Александр Шумков и Владимир Балух. Адвокат Дмитрий Динзе рассказал Радио Свобода, что у Сенцова могут отказать почки.

Украинский режиссер осужден в России по обвинению в подготовке терактов в аннексированном Россией Крыму. Сенцов свою вину не признаёт. Адвокаты и правозащитники называют дело сфабрикованным и утверждают, что показаний против Сенцова сотрудники ФСБ России добились пытками.

Адвокат динзе дмитрий

Динзе Дмитрий, адвокат

Дмитрий Динзе — адвокат Леонида Николаева и Олега Воротникова, членов группы «Война», обвиняемых по уголовному делу, возбужденному в 2010 результате акции «Дворцовый переворот».

Член Адвокатской палаты Ленинградской области. Адвокатский стаж 12 лет. Известен по делу о нападении группы из 25–30 подростков на двух девятиклассников - Тагира Керимова и Сулеймана Рамазанова.

В 1992 поступил в академию МВД. Свой выбор профессии объясняет желание отомстить за отца. Того сбили двое наркоманов на автомобиле, а потом сумели откупиться. «Могилу отца мы нашли только через месяц после ДТП, так как документов при нем не было, – вспоминает Динзе. – Я взял последние деньги у мамы и пошел поступать в академию, чтобы отучить систему от взяток и найти убийц».

В 1997 окончил Академию с красным дипломом. Поступил на работу следователем прокуратуры. Потом работал адвокатом по уголовным делам в юридической компании. Прошел специальные психологические курсы. «Я теперь такое быдло могу включить, что любому милиционеру не поздоровится». Защищая педофилов и торговцев оружием, он старался сохранять цинизм и жить в соответствии с своего любимого Хантера Томпсона «Даже самый проклятый оборотень имеет право на адвоката».

Однажды фирма откомандировала Динзе оказывать юридическую помощь организации «Гуманитарное действие», помогающей проституткам, ВИЧ-инфицированным и наркоманам. После знакомства с руководителем базирующейся в Казани «Агоры» Павлом Чиковым перешел работать в эту правозащитную организацию. НКО специализируется на выбивании компенсаций пострадавшим из силовых ведомств и защищает активистов оппозиционных движений от милицейского прессинга и ложных обвинений в экстремизме.

В 2009 году ему и коллегам удалось прекратить многолетнюю практику милицейских проверок региональных оппозиционных газет на предмет нелицензионного софта. После многочисленных запросов «Агоры» Microsoft объявил по умолчанию лицензионной любую версию Windows, установленную в редакции газеты или общественной организации.

В 2011 он занимается делами антифашиста Алексея Гаскарова, обвиняемого в нападении на химкинскую администрацию, участников арт-группы «Война» и питерских школьников, избитых скинхедами. Лингвистические, физиогномические и прочие экспертизы стали визитной карточкой Динзе в «Агоре».

В деле «Войны» он добивается проведения художественной экспертизы, изучает радикальный акционизм и ищет опытных искусствоведов.

«Очень сдал и постарел»

По словам адвоката Дмитрия Динзе, Олег Сенцов пережил сердечный кризис, но прекращать голодовку не собирается

Режиссер Олег Сенцов, уже 67 дней держащий бессрочную голодовку, начал принимать небольшие порции питательных веществ, необходимых для поддержания жизни.

В четверг адвокат Дмитрий Динзе навестил режиссера в колонии «Белый медведь» в Лабытнанги и выяснил, что в начале июля у Сенцова начала отказывать сердечная мышца. Врачи колонии предложили отправить его в больницу для принудительного кормления. «Олег смог договориться, чтобы его оставили в колонии, - рассказал Дмитрий Динзе «Новой». - Но согласился принимать питательную смесь - две-три ложки в день, минимально, только чтобы не затухало сердце».

«Выглядит он плохо. Я приезжал к нему в начале июня, с тех пор он очень сдал и постарел. Держится только на силе воли. Но подавленным не кажется. Сказал, что сходить с голодовки не будет».

По словам адвоката, в последнее время Сенцов оказался в информационной изоляции: «Новую газету» он больше не получает, все новости узнает только из писем, но доходят из них немногие.

Адвокату Сенцов передал письма для своей мамы и двоюродной сестры, а также правку режиссуры своей пьесы «Номера», премьера которой должна состояться на Украине осенью. «Он не оставляет свою работу ни на минуту», - говорит Динзе.

Читайте также

Олег Сенцов. 61-й день голодовки и 42-й день рождения. На Чистых прудах в Москве состоялась акция в поддержку режиссера

Между тем во вторник кинокритик и друг Олега Сенцова Алексей Медведев передал в администрацию президента РФ прошение о помиловании режиссера, написанное его матерью. В понедельник это же прошение он передал в Совет по правам человека при президенте РФ. Как рассказал «Новой» член СПЧ Сергей Кривенко, из Совета обращение также было направлено в администрацию президента. Ранее пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявлял, что оно будет обязательно рассмотрено.

По словам двоюродной сестры режиссера Натальи Каплан, семья Сенцова обсуждала возможность подать прошение последние два года, даже зная, что сам Олег был против того, чтобы просить о своем освобождении. В июне Алексей Медведев связался с семьей Сенцова, съездил в Крым к его матери Людмиле Георгиевне и составил текст прошения вместе с ней.

Колония в Лабытнанги, где отбывает свой срок Олег Сенцов. Кадр из фильма «Громадского» фильм «громадского» «этапом через пол-Земли»

У нас всех было ощущение, что нужно что-то делать, - говорит Алексей Медведев. - Но на все открытые письма кинематографистов и обращения к президенту следовали отписки, что обращения будут учтены, но осужденный должен сам инициировать прошение о помиловании. С точки зрения закона это не так: помилование - суверенное право президента. Он может освобождать, кого хочет и когда хочет, независимо от тяжести преступления или раскаяния. Правоприменение показывает, что прошение не всегда обязательно: в случае с Надеждой Савченко его не было. И есть правовые традиции, например, материнское помилование. Обращение матери может рассматриваться без ходатайства осужденного. Мне показалось, это может быть самым убедительным ходом.

Читайте также

Вопрос, не заданный в Хельсинки. По всему миру продолжаются акции поддержки голодающих украинских политзаключенных. ФСИН находит ситуацию «удовлетворительной»

С самим Сенцовым ни семья, ни друзья прошение не согласовывали, понимая, что он будет против. Однако, как считает Алексей Медведев, если Сенцова помилуют, это станет первым прецедентом того, за что он сам борется: освобождения людей, которые стали заложниками политической ситуации.

«Есть люди, которые говорят: не нужно просить о помиловании, Олег хочет совершить подвиг, не надо ему мешать. Ни его семья, ни я так не считаем, - говорит Медведев. - Кроме того, если с Олега начнется процесс обмена заключенными, это будет невероятный шаг вперед»

«Есть исключительные случаи, когда президент может воспользоваться своим правом, чтобы спасти человеческую жизнь»

Сам Сенцов узнал о прошении только в четверг от своего адвоката. По словам Дмитрия Динзе, на новость он внешне никак не отреагировал, зато был очень разочарован, что украинские власти прекратили давление на Россию. «Он считает, что уполномоченная по правам человека в Украине должна была прорваться к другим украинским заключенным в России, - говорит Динзе. - Она же пыталась попасть только к нему».

Это интересно:

• Приказ Комитета г. Москвы по ценовой политике в строительстве и государственной экспертизе проектов от 24 марта 2017 г. N МКЭ-ОД/17-12 "Об утверждении коэффициентов пересчета сметной стоимости строительства объектов государственного заказа в текущий уровень цен" Приказ Комитета г. Москвы […]
• Приказ Минтранса РФ от 18 июля 2000 г. N 75 "О внесении изменений в Положение об обеспечении безопасности перевозок пассажиров автобусами, утвержденное приказом Министерства транспорта Российской Федерации от 8.01.97 г. N 2" (утратил силу) Приказ Минтранса РФ от 18 июля 2000 г. N 75"О […]
• Каталог организаций Коломны Нотариус Коваленко А.А. и Коваленко И.М. Адрес: г.Коломна, ул. Пионерская, д.15, к.26 Телефон: Просмотров: 4205 График работы: вт-10.00; чт, пт - 9.00-17.00, перерыв на обед - 13.00-14.00; сб - 10.00-15.00; среда - методический день (приема нет). […]
• Действие закона об образовании распространяется В соответствии со ст. 40 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» транспортное обеспечение предусмотрено для обучающихся государственных и муниципальных образовательных организаций, реализующих основные […]
• Статья 3. Принцип законности 1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом. 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается. Комментарий к Ст. 3 УК РФ 1. Задачи уголовного законодательства решаются […]
• Тракторозаводский районный суд г. Челябинска Челябинской области Примерно с 1937 года (согласно старейшим уголовным делам архива суда) до декабря 1960 года существовали суды семи судебных участков Тракторозаводского района (№№ с 1 по 6 и 8 судебный участок). С декабря 1960 года — единый […]
• Приказ Министра обороны РФ от 28 ноября 2002 г. N 460 "Об утверждении Федеральных авиационных правил государственной регистрации государственных воздушных судов" (с изменениями и дополнениями) Приказ Министра обороны РФ от 28 ноября 2002 г. N 460"Об утверждении Федеральных авиационных […]
• Закон ХМАО - Югры от 30.09.2011 № 86-оз "О добровольной пожарной охране" Принят Думой Ханты-Мансийского автономного округа - Югры 30 сентября 2011 года Настоящий Закон в соответствии с Федеральным законом "О добровольной пожарной охране", другими федеральными законами регулирует […]

​Мы познакомились с Динзе на суде по делу арт-группы Война, после ареста Николаева и Воротникова, когда они оба были в СИЗО «Лебедевка». В феврале их выпустили, взяв залог - 300 тысяч рублей за каждого. Сейчас активисты Олег Воротников и Наталья Сокол находятся в розыске. Но Леня Ебнутый (Николаев) преспокойно ходит на марши несогласных, а его адвокат Дмитрий Динзе подает ходатайство о прекращении уголовного преследования своего клиента. Динзе также защищал Гаскарова - его оправдали по громкому политическому делу о нападении на администрацию Химок. Проходившему по тому же делу антифашисту Денису Солопову дали условный срок.

Объясни, почему твоим клиентам часто удается избежать уголовного преследования?

Наверное, я везучий просто.

Серьезно. Почему Леню Ебнутого оставили под залогом, а Олега Воротникова объявили уже в международный розыск?

Понимаешь, иногда процессы лучше распутывать, а иногда их лучше запутывать. С Николаевым я постоянно все распутываю - у Лени всегда все предельно ясно. А Воротников вследствие некоторых особенностей своего характера склонен все запутывать. Но я не ставил своей целью в процессе этой работы, скажем так, «держать» Олега - Олега ничто не сдерживает, и в связи с тем, что его ничто не сдерживает, мы имеем то, что имеем. И куда эта кривая выведет, я не знаю.

Но Олега же пытались арестовать во время допроса и затем, после неявки на допрос, объявили в розыск?

Это темный лес, кто там кого пытался арестовать; четкую картину мы бы получили, только если бы действительно что-то произошло, в ту или в другую сторону.

Подано ходатайство о прекращении уголовного преследования Николаева. А по Олегу будет подано такое же ходатайство?

Вопрос не ко мне. У Олега другой адвокат.

Что сейчас происходит с делом?

Там три дела в одно соединено. В отношении Козы (Натальи Сокол) отдельное дело сейчас - за то, что она якобы поливала ментов мочой на митинге 31 марта. «Мочеиспускательная» экспертиза еще не проведена, по крайней мере я ее в деле что-то не заметил. Воротников и Николаев идут вместе по делу за акцию «Дворцовый переворот», плюс дело по событиям 31 марта. Леня 31-го был, но мочой никого не поливал, его самого там шпыняли, и еще не очень хорошо его погрузили в грузовик… Так что по Лене все отлично, никаких следов, что он какой-либо противоправной деятельностью занимался. У него прекращены все административки, и, если будет прекращено дело за «Дворцовый переворот» против него, он будет чистым как слеза младенца.

Что будет с Олегом, какие у него варианты?

Если Олег не хочет в тюрьму и не хочет становиться жертвой нашего государства, единственный вариант - это попросить где-то политического убежища. Потому что здесь ему однозначно жить не дадут, творить он будет из подполья, как партизан при немцах. Потому что у нас не понимают, что такое перформанс, уличное искусство: в других странах сначала стараются разобраться, а у нас сразу по полной - уголовное дело. У меня такое ощущение, что Олега сейчас пытаются вытравить, как Солженицына, - чтобы дело умерло. Ты же представляешь, какой шум-гам начнется, если его дело в суд направить.

Ты защищаешь Войну на общественных началах?

Мне позволяет работать с Войной то, что я веду еще сторонние дела с мутными типцами, которые занимаются не совсем деятельностью в рамках закона. И в финансовом плане держусь как-то на них. Плюс я работаю с правозащитной организацией «Агора» - и поэтому я могу делать больше, чем остальные. Я стараюсь не отпускать дело, если от меня окончательно не отказались, движуху какую-то наводить, не останавливаться.

А этот очередной следователь по делу Войны, Рудь, он вообще собирается кого-нибудь сажать?

После того как его пропесочили на free-voina, он вообще сидит и молчит, только «угу», «ага».

Если бы их хотели поймать, их бы уже поймали?

Я думаю, что их бы поймали, если бы была чья-то личная заинтересованность. Центр «Э» заинтересован их поймать, но какой смысл сотрудникам милиции ловить Каспера с Козой? Они, что, такие великие преступники?

Так, может, они и не хотят никого ловить?

Давай поставим вопрос по-другому: а может, у них просто есть совесть? Раньше вот, знаешь, чем занимались следователи? «Износы» (изнасилования), «парашютисты» (самоубийцы), потом «убои» всякие разные, похищения. Ну и экономики еще немного. То есть какие там экстремисты? Да ходи ты, говори что хочешь, расклеивай любые листовки - кого это волнует? Если бы тогда такое дело образовалось, поверь мне, никто бы это ничего не расследовал. Пожурили бы мальчиков, сказали бы - идите.

Ты ведь раньше сам работал следователем?

Да, здесь придется рассказать одну историю. Отец мой примечательным человеком не был, работал в такси. И погиб он непримечательно. Его на Невском проспекте насмерть машина сбила. Мне было тогда 14 лет, и это впоследствии сыграло определенную роль. Мы нашли его только через три месяца после смерти, и то опознали лишь по куртке, по часам, его похоронили как неизвестного. Было возбуждено дело, мать ходила на все эти расследования, рассказывала. Коррупция уже на высоком уровне была, особенно в дэтэпэшных делах со смертельным исходом. Тогда я понял, кем я хочу стать. Я решил стать следователем и, может быть, этих людей как-то разыскать. Поступил в академию МВД.

Сколько ты проработал следователем?

С 1998-го по 2000-й.

Почему ушел?

Вел дело в Красногвардейском районе, где порезали двух человек. В прокуратуре сказали: «Сажай, а суд потом разберется». Доказательств у меня не было, парень свою вину отрицал, короче, у меня было убеждение, что парень невиновен, и я не выполнил указание начальства. Потом эта же начальница меня уволила, влепив выговор за нарушение профессиональной этики следователя: я купил пейджер у знакомого риелтора, которого подозревали в связи с квартирными убийствами и который к тому же был неоднократно судим. Мне нужна была связь - а нам копейки тогда платили. Я ходил в папиной куртке, в джинсах одних по три года и в свитере с Апрашки.

Дело ясное, что дело темное.

А я не говорю, что я не темный и не мутный.

Ты работаешь…

…с антифашистами, наркоманами, ВИЧ-инфицированными, проститутками, с теми, у кого гепатит, просто осужденными, которые на зоне, а теперь еще и с нацболами.

А у тебя какие-то собственные убеждения есть?

Вот Воротников меня очень долго пытал по этому поводу. Собственных политических взглядов нет, собственных убеждений нет.

Ты и фашистами занимаешься?

Да, занимался. «Дело Линка» такое было: школьники убивали приезжих и видео убийств выкладывали в интернет. Попросили меня очень слезно помочь мальчику, который снимал на видео избиения. Мол, у него дедушка ветеран войны, мальчик рос в проблемной семье, ни мамы, ни папы. Вот я и начал ему помогать вылезти из всего этого дерьма. Он дал признательные показания и получил условный срок, чему был очень рад. Так что фашистами занимаюсь только при одном условии: когда человек осознал свою вину, полностью раскаялся и выложил всех своих товарищей по партии. Самому Линку я бы никогда не стал помогать.

Почему?

Да потому что он урод.

Так значит, у тебя все-таки есть политические взгляды?

Я не вникаю в политические взгляды, меня интересуют прежде всего бумажки, которые шиты белыми нитками, и проблемы конкретного человека. Когда человек ко мне обращается, я же не знаю, кто он - нацбол, фашист, извращенец, еще какой-нибудь… Я, например, защищал парня, который изнасиловал девятилетнюю девочку. Ему, правда, «на тюрьме» было тяжело, и я ему, конечно, искренне сочувствовал…

Что делал, после того как уволили?

«Зенит» поконсультировал как юрисконсульт, потом работал в общественной организации - они помогали заключенным. Искал себе работу, искал себя, если вот так говорить. Потом стал адвокатом Ленинградской областной коллегии у Акиндиновой Светланы Юрьевны, которая у меня уже одиннадцать лет заведующая.

Расскажи о работе в «Агоре».

Работа в «Агоре» называется «привлеченный адвокат». С Пашей Чиковым, директором «Агоры», мы познакомились на конференции по ВИЧ-СПИДу в Польше, куда я поехал от «Гуманитарного действия». В принципе, правозащитная деятельность у меня началась с «Гуманитарного действия». У них есть большой автобус и малый автобус, малый работает с уличными проститутками, большой - с наркопотребителями. Там можно сдать тесты на ВИЧ, получить презервативы, салфетки, иглы, обмен шприцов, там есть психолог, можно получить направление к какому-нибудь врачу в Боткина - то есть программа снижения вреда, что уже давным-давно существует в Европе.

В автобусе мой телефон висит, и многие наркоманы мне звонят, консультируются. Я ездил на этом малом автобусе - пришла девочка, у нее ребенок, она ВИЧ-инфицированная. К ней подъехали оперативники, мол, поехали. Привезли, дают протокол, говорят, надо подписать. Она подписала, потом спрашивает, а что это. А это статья 228 часть 2 - наркотики, «но ты не бойся, получишь условно, нам надо палки делать». Она начала все это рвать, ее избили и заставили подписать еще раз. Такие вот проблемы. Девочек и насилуют… ну понятно, какие сотрудники милиции с ними работают, с каким положением в обществе и с каким правосознанием уличным. Там огромный пласт работы.

Твой гонорар зависит от того, сколько человек зарабатывает?

На наркоманах ты же, наверное, не очень много зарабатываешь.

А что с них взять-то? Мне тут одна девочка звонит, которой я помог уйти от уголовной ответственности; она стырила из магазина то ли «Лента», то ли «Карусель» продукты, и ее там поймали. Но для того чтобы была уголовная ответственность, ей понапихали еще товаров. Возбудили уголовное дело, направили в суд. Ну, я ей рассказал всю схему, как там надо все сделать. Она мне потом звонит: «Дмитрий Владимирович, можно я вас отблагодарю?» Я говорю: «В смысле, ты меня отблагодаришь?» Она говорит: «Ну, вот у меня есть три тысячи рублей». Я говорю: «Оставь себе на продукты». Зачем я буду у нее деньги брать, если я понимаю, что они ей нужнее, чем мне?

С наркоманами вообще сложно вести дела - приходим к следователю, я и две подружки, одна другую привела: одна на кумаре, другую кумарит. Следователю за нее пришлось чуть ли не расписываться. Но все-таки не надо так, что если наркоман, то говно. Некоторые адвокаты и с ВИЧ-инфицированными не хотят работать - только посмотрел, уже заразился.

Ты работаешь с заключенными, у которых туберкулез и ВИЧ. Расскажи, пожалуйста, о тюремной больнице имени Гааза в Ленобласти.

Да, «турбоВИЧ» - это СПИД плюс туберкулез. У нас в тюрьмах, по данным ФСИН годовой давности, 60 тысяч человек с ВИЧ. Им практически не оказывается медицинская помощь, не проводится антиретровирусная терапия, без которой они не могут выжить, то есть фактически в российских тюремных больницах происходят убийства ВИЧ-инфицированных. «Агора» занимается этим вопросом. А больничка Гааза - там разные отделения есть. Кто может платить - того лечат нормально. Но есть так называемые отверженные - как мой клиент Эдик Разин, обычный зэк, за душой ни копейки, никому он на хрен не нужен, таких просто привозят, ни хрена их не лечат, ничего не добиться - ни лекарств, ничего. И таких, естественно, большинство. Смертность можно было бы понизить: нужны лекарства, финансирование, продукты, ремонт, медицинское оборудование, очень много всего нужно. А кто этим будет заниматься? Здесь заложники ситуации и сами врачи, и заключенные. А государство, по типу, не при делах.

Дежурный майор ФСИН сказал по телефону «Русской службе BBC», что «они у нас каждый день подыхают». Кто у нас вообще отвечает за тюремную медицину в стране? Мы же ничего не знаем.

Мы совершенно ничего не знаем. Даже наши общественники туда носа не суют. А я только констатирую: «смерть, смерть, смерть» - не получил препарата, не была сделана операция, не диагностировано заболевание. В Торжке то же самое, в тюремной больнице. Там палаты интенсивной терапии такие, что там ни одного прибора не стоит. Туда привозят, чтобы просто умирать. В Твери построили новый изолятор - новый корпус больницы, хотели туда торжковских привезти, но воз и ныне там.

По делу Магнитского сейчас обвиняют врачей - ты считаешь, это правильно? У них нет возможности оказать медицинскую помощь, но почему-то у них есть санитары, которые прибегают по вызову кнопки скручивать заключенного.

Да какие санитары, это охрана с дубинками. Санитары только в психиатрических отделениях. У меня был клиент - я его вытаскивал в течение четырех лет из психушки тюремной. Знаешь, какие нормативы: если ты заезжаешь по тяжелой статье в психиатрическую клинику, ты по-любому там три года просидишь. По-лю-бо-му. Даже если ты выздоровел или у тебя нормальное состояние. Любое замечание добавляет тебе еще полгода. И вот мы с этим парнем прошли за четыре года все режимы - от усиленного до общего и, наконец, до амбулаторного - на свободу. Со строгого сразу на амбулаторный перескочить нельзя. Из психушки человека вытащить - это такая проблема, просто мегапроблема, туда лучше вообще не попадать. Там никакого даже общественного контроля нет, они считают себя закрытыми учреждениями. И прикрывают они всё это врачебной тайной. Так что косить «по шизе» можно с одним условием - если у тебя есть деньги. Все продается, все покупается. Могут в хорошее отделение определить.

За что этот человек в психушке сидел?

Ударил человека, и этот человек ударился головой и умер. То, что сейчас с господином Мирзоевым, боксером, произошло. У всех таких статья 111 часть 4 - причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее за собой смерть.

Ты не можешь быть адвокатом всех ВИЧ-инфицированных заключенных в стране. Как ты планируешь им всем помогать?

Для меня был важен человек, тот же Эдик Разин или Костя Пролетарский. Но сейчас я уже, наверное, перерос конкретные дела и уже делаю некий системный прицел. Все же хотят каких-то системных изменений. С той же больницей Гааза - надо приоткрыть эту систему, посмотреть, как она работает, почему люди умирают. Посмотреть, что там за врачи, действительно ли лекарств не хватает? Поэтому в Следственный комитет было подано соответствующее заявление, в прокуратуру Ленинградской области, - чтобы ра-зо-брать-ся. Соответственно, исходя из этого, мы должны выйти на определенный уровень… Как изменить вот это все? Как это происходит, почему происходит и, исходя из этого, уже определяться. И я считаю, что механизмы, структуру - все это надо давать обществу. Чтобы общество могло реагировать и знало, как реагировать.

Я тебя не могла поймать для интервью - ты все время куда-то ездишь. Что ты делал во Ржеве?

Во Ржеве защищаю человека, Новиков его фамилия, который торговал оружием. А ему наркотики шьют. Моя основная задача - доказать, что мой клиент не причастен к сбыту наркотиков. В деле есть протокол: якобы агенты ФСБ купили оружие у подельника Новикова в такой-то день, а на самом деле это произошло в другой день, раньше. Так вот, этот протокол они просто фальсифицировали. Короче, там много мутного в этом деле. Упаковка наркотиков не совпадает … Потом на весах у моего клиента почему-то оказался метадон, хотя он всегда там порох взвешивал…

Действительно удивительно…

Да у него были рычажные весы и электронные, на рычажных обнаружили наркоту, хотя ее спокойно можно было вешать на электронных. Понимаешь? Ну, то есть, бред какой-то. Я могу сказать, что председатель ржевского суда Степанов - он действительно разбирается. Мы сейчас еще одну экспертизу назначили. Так что если там будут выявлены фальсификации, ты же, наверное, представляешь, что будет с сотрудниками ржевского ФСБ. У них там недавно начальник, Морев, застрелился в своем кабинете, пулю себе в лоб пустил…

Почему ты взялся за это дело и что ты пытаешься доказать?

Когда подкидывают наркоту, когда фальсифицируют материалы уголовного дела в такой структуре, как ФСБ, я считаю, что это очень сильный звонок. Если мы не можем иметь структуру, которая не будет этим заниматься, считай, что у нас все очень плохо в рамках вообще всех уголовных дел. Если это допускается в одном месте - значит, где-то еще это делают еще похлеще. А я не считаю, что ФСБ должно делать такое говно. У них очень мощная база, очень много специалистов, эксперты, следователи, оперативники и мощная техническая поддержка. Что мешает нормально работать? Да ничего.

То есть ты борешься за чистоту рядов ФСБ?

Нет, я борюсь за судьбу одного человека. Ему угрожает до двадцати лет по этой статье.

Тебе когда-нибудь угрожали?

Я защищал сбытчиков наркотиков, обычных барыг. Защищал их профессионально, не давая их развести, надавить на них. Как-то раз приходит эсэмэска из Госнаркоконтроля: «Ты, такой-то и такой-то, мы тебе жопу порвем». Основной совет по таким вопросам, когда вам пытаются «порвать жопу»: раструбить об этом везде, где только можно, и приплести к этому всех ваших врагов. И только пусть попробуют они вам потом жопу порвать. То есть понимаешь, да? Если кому-то хотят порвать жопу, ее просто порвут, не присылая никаких эсэмэсок.

По каким делам ты работаешь с «Агорой»?

За дела, где менты набедокурили, никто не берется. Но если потерпевший готов бороться, «Агора» берет это дело. Если у потерпевшего нет такого настроя, ничего не получится: вот дело Наказнюка было недавно, сорвалось. Там его не просто менты - а приехали сотрудники центрального аппарата ГУВД и его били зверски, ломали, хотели, чтобы он взял на себя, что он какую-то машину во дворе хотел угнать. «Ты на кого работаешь, какая банда, ты че наш бизнес здесь пытаешься делить»… Срощенный криминал - менты-бандиты. Кейс-то хороший! Но на него вышли, что-то предложили ему, наверное, не знаю, он не рассказывал. Он отказался дальше давать показания против ментов.

Берутся такие дела, как дело Выржиковского - его менты подвешивали, все руки ему переломали, по нему были публикации, фотографии, где он весь синий. Такие дела большой резонанс имеют. Мы хотим, чтобы сотрудники милиции хотя бы иногда задумывались о том, что они вообще творят. И чтобы общество знало своих героев в лицо.

Ну, в системе вряд ли что-то изменилось с 1999 года, когда ты был следователем…

Ты ошибаешься. Я никогда не видел, чтобы людей избивали, например. У нас же даже этих материалов не было. Если кто-то кого-то толкнул - люди писали жалобы. Собирали убойный отдел на совещание: «Если хоть пальцем тронете задержанного, все сядете». Это всё на совещаниях говорилось. Мы какого-то мужика с адреса сняли, допрашивали целую ночь. Но чтобы его кто-то пальцем тронул, даже подзатыльник дал? Все было нормально - ему и чаю дали, и в туалет выводили, и сидел он без наручников.

Это все зависит от многих людей на местах. Если прокурорский надзор хорошо работает и нещадно карает весь этот беспредел, то уровень его снижается. Если общество замечает каждый такой случай и люди протестуют, этого не будет. Должен быть самоконтроль системы.

Что-то хорошее с этой системой еще может произойти?

Знаешь, что мне надо? Только одно. Дайте мне состязательность в суде. И я могу горы перевернуть. Дайте состязательность. Это точка опоры для всех будет. Дайте состязательность! Состязательность заставит систему работать. Перестаньте подыгрывать гособвинению и заглядывать ему в рот, согласовывать там что-то. Всё! Пусть судья сидит молчит, и дайте возможность нам состязаться. Будем состязаться: характерами, упорством, грамотностью, профессионализмом, фактами - и кто кого. И по многим делам сделайте суд присяжных. Всё, ничего больше не надо. Мне лично ничего больше не надо. Остальное я смогу сделать. Есть коронная фраза - увидимся в суде. Сейчас это есть только по резонансным делам, там, где есть пресса.

Были у тебя большие неудачи в работе?

Да, была одна большая неудача. Но это не от меня зависело, и я даже клиентам это не мог донести… Это был Всеволожский городской суд, где всё повязано, поперевязано… Я защищал наркомана, который украл телефон у другого наркомана. Тот, кого обокрали, поехал домой на электричке, пошел до дома через лесополосу, и его уже обнаружили только весной. Труп повесили на парня, который украл телефон. Сфабриковали дело - я в этом уверен. Свидетели в суде все приходили, говорили, что их били, что их принуждали, что за них расписались. Мы почерковедческое исследование провели… Ничего не сработало. Дали девять лет. Судья была непробиваема. Девять лет. Потом был обжалован приговор, но та коллегия, которая разбиралась, - половина спала. Разбирательство заняло ровно пять минут. Так и уехал парень с девяткой. Работал над делом два года. Псу под хвост. Если у нас захотят в стране осудить по беспределу - ничего не поможет.

Почему ты не работаешь в большой адвокатской конторе какой-нибудь модной?

А я не модный и не большой. Я работаю с «Агорой», мне с ней хорошо. И я люблю работать с профессионалами. Многих моих коллег раздражает, что мне могут позвонить и я могу подорваться поехать человека выручать. Они говорят - ты че, дурак? Мол, выезд должен стоить 20, 30, 40 тысяч. Но я не вступаю с ними в дискуссии, просто молча делаю свою работу. Бог не фраер, он все видит.

А, так ты в Бога веришь?

В Бога верю, конечно. Ну, назови его Вселенский разум или Главный программист…

И все, что ты видел в своей практике, не убеждает, что никакого Вселенского разума нет?

Нет, почему, как раз таки это меня убеждает в том, что он есть.

Ты нашел того, кто сбил твоего отца?

Ну, я что-то нашел… Потом поговорил с матерью. Ей объяснил все свои мысли, и она пришла к такому же выводу. Мы простили его. Наша семья его простила.

А вот было самое какое-то чудовище, которое ты защищал?

Для меня их нет. Все - любимые клиенты. Кто чудовище - тот, который изнасиловал девятилетнюю? Мало ли что у него в голове перемкнуло. Я всех людей оправдываю.

Почему врачом не стал?

Биологию не выучил.

Может быть такое, что ты откажешься от своих клиентов из группы Война? Что они должны сделать, чтобы ты перестал их защищать?