Проект постановления пленума верховного суда. Верховным судом рф предложен к рассмотрению проект федерального закона, направленного на модернизацию процессуального законодательства. Административную преюдицию - районным судам

Пленум Верховного Суда Российской Федерации осуществляет в соответствии с действующим законодательством следующие полномочия:

1. рассматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и дает судам разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства Российской Федерации;

2. решает вопросы, связанные с осуществлением в соответствии Конституцией Российской Федерации принадлежащего Верховному Суду Российской Федерации права законодательной инициативы по вопросам своего ведения;

3. обращается с запросами в Конституционный Суд Российской Федерации в соответствии с Конституцией Российской Федерации;

4. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации секретаря Пленума Верховного Суда Российской Федерации из числа судей Верховного Суда Российской Федерации на трехлетний срок. Один и тот же судья может быть избран секретарем Пленума Верховного Суда Российской Федерации неоднократно;

5. утверждает составы Судебной коллегии по административным делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного Суда Российской Федерации и переводы судей из одной судебной коллегии Верховного Суда Российской Федерации в другую судебную коллегию Верховного Суда Российской Федерации;

6. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации судей Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации из числа судей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;

7. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации судей Дисциплинарной коллегии Верховного Суда Российской Федерации из числа судей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;

8. утверждает в связи с представлением Президента Российской Федерации состав судебной коллегии судей Верховного Суда Российской Федерации, принимающей в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации заключение о наличии в действиях Генерального прокурора Российской Федерации и (или) Председателя Следственного комитета Российской Федерации признаков преступления для принятия решения о возбуждении уголовного дела в отношении указанных лиц либо для принятия решения о привлечении их в качестве обвиняемых по уголовному делу, если уголовное дело было возбуждено в отношении других лиц или по факту совершения деяния, содержащего признаки преступления;

9. утверждает по представлению председателя соответствующего суда персональный состав президиума верховного суда республики, краевого, областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, военного суда, арбитражного суда округа, арбитражного апелляционного суда, арбитражного суда субъекта Российской Федерации, Суда по интеллектуальным правам;

10. заслушивает сообщения о работе Президиума Верховного Суда Российской Федерации, отчеты заместителей Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации, заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателя Дисциплинарной коллегии Верховного Суда Российской Федерации и председателя Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации о деятельности соответствующих судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;

11. утверждает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации состав Научно-консультативного совета при Верховном Суде Российской Федерации и положение о нем;

12. ежегодно представляет по предложению Председателя Верховного Суда Российской Федерации на утверждение Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации состав (составы) коллегии (коллегий) судей Верховного Суда Российской Федерации, принимающей (принимающих) решение (решения) по вопросу о привлечении к административной ответственности судьи Конституционного Суда Российской Федерации, судьи Верховного Суда Российской Федерации, судьи верховного суда республики, краевого, областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, военного суда, арбитражного суда округа, арбитражного апелляционного суда, арбитражного суда субъекта Российской Федерации, Суда по интеллектуальным правам, а также по другим вопросам, предусмотренным действующим законодательством.

13. утверждает Регламент Верховного Суда Российской Федерации;

14. осуществляет иные полномочия в соответствии с федеральными конституционными законами и федеральными законами. Порядок работы Пленума Верховного Суда Российской Федерации определяется Регламентом Верховного Суда Российской Федерации.

Состав Пленума Верховного суда

Пленум Верховного Суда Российской Федерации действует в составе Председателя Верховного Суда Российской Федерации, первого заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации, заместителей Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации, и судей Верховного Суда Российской Федерации.

В заседаниях Пленума Верховного Суда Российской Федерации по приглашению Председателя Верховного Суда Российской Федерации вправе принимать участие Председатель Конституционного Суда Российской Федерации, Генеральный прокурор Российской Федерации, Министр юстиции Российской Федерации, их заместители, судьи Конституционного Суда Российской Федерации, судьи иных судов и другие лица.

Постановления Пленума Верховного Суда РФ

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.04.2019 N 10
    "О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.05.2012 N 9 (редакция от 23.04.2019)
    "О судебной практике по делам о наследовании"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 07.07.2015 N 32 (редакция от 26.02.2019)
    "О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о...

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.02.2019 N 1
    "О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 7 июля 2015 года N 32 "О судебной практике по...

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 N 13 (редакция от 25.12.2018)
    "О внесении изменений и дополнений в некоторые Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 48
    "О некоторых вопросах, связанных с особенностями формирования и распределения конкурсной массы в делах о банкротстве граждан"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 N 3 (редакция от 25.12.2018)

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 49
    "О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 50
    "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании нормативных правовых актов и актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 47
    "О некоторых вопросах, возникающих у судов при рассмотрении административных дел, связанных с нарушением условий содержания лиц, находящихся в местах принудительного содержания"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 6, Пленума ВАС РФ N 8 от 01.07.1996 (редакция от 25.12.2018)
    "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 46
    "О некоторых вопросах судебной практики по делам о преступлениях против конституционных прав и свобод человека и гражданина (статьи 137, 138, 138.1, ...

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 N 58 (редакция от 18.12.2018)
    "О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.2011 N 21 (редакция от 18.12.2018)
    "О практике применения судами законодательства об исполнении приговора"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 18.12.2018 N 43
    "О внесении изменений в постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 2011 года N 21 "О практике применения судами...

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 03.03.2015 N 9 (редакция от 29.11.2018)
    "О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 06.02.2007 N 7 (редакция от 29.11.2018)
    "Об изменении и дополнении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.1993 N 11 (редакция от 29.11.2018)
    "О дополнении и изменении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.10.1996 N 10 (редакция от 29.11.2018)
    "Об изменении и дополнении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации"

  • Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2018 N 41
    "О судебной практике по уголовным делам о нарушениях требований охраны труда, правил безопасности при ведении строительных или иных работ либо требований...


Антон Привальский © ИА Красная Весна

14 ноября состоится Пленум Верховного суда, который обсудит проект Постановления по вопросам об отобрании детей и о родительских правах. Тема уже дважды в этом году (1.01.2017 и 5.08.2017) становилась предметом поручения Президента, получившего в прошлом году более 213 тысяч «живых» подписей за смену семейной политики, и конечно, находится под пристальным вниманием.

Постановление - и по закону, и по здравому смыслу - должно опираться на анализ практики. К сожалению, его проект не содержит результатов такого анализа, то есть не даёт ответа на вопросы о том, в каких случаях суды поступают не единообразно, какая практика судов нуждается в закреплении или исправлении.

Результатов анализа - пусть не судебной, а просто правоприменительной практики общество не дождалось в этом году и от других структур, несмотря на прямое поручение Президента от 1 января 2017 года «проанализировать практику изъятия несовершеннолетних из семьи с точки зрения избыточно применяемых мер или неправомерного вмешательства в семью». Прямые адресаты поручения - Минтруд, Общественная палата и Уполномоченный при Президенте по правам ребёнка никакого анализа не предъявили.

Требуемый Президентом анализ выполнило и предъявило обществу только РВС в ходе работы над своим альтернативным докладом по вопросам поручения, опираясь на практику обращений родителей в организацию за защитой семьи. Обнаруженные типичные явления представлены в этом докладе и кратко изложены в отдельной записке «Анализ законодательства и практики, связанной с разлучением ребёнка с родителями ». В большой степени это, как выяснилось, проблемы не законодательного регулирования, а именно правоприменения. В разделе «Юридический анализ» подробно, на 7 страницах, со ссылками на закон разобраны все типичные нарушения закона и их столь же типичные ложные оправдания. РВС уже получает на эти свои документы благодарные отзывы от уполномоченных по правам ребёнка, правоприменителей и судов, готовых использовать их в работе.

В документах подробно раскрыт диагноз обществу «массовое беззаконие», предварительно объявленный РВС ещё весной. Принцип законности на практике часто отодвигается. Даже не говоря о корыстных интересах сложившегося рынка содержания и обслуживания детей, законность заслоняется идеологическими установками гос. служащих, противоречащими закону ведомственными приказами, местными регламентами и методичками. Они сформировали повсеместно используемую практику, от которой стонет общество, но которая самими правоприменителями уже не осознаётся как незаконная. В силу этого, по идее, общество может надеяться только на прокуратуру и суды, которые должны не идти на поводу у практики, а поворачивать практиков носом в закон. Постановление Пленума Верховного суда могло бы сыграть в этом важную роль, организовав такой практике судебный заслон.

1. Однако, проект постановления Пленума Верховного суда - с опорой на проведённый РВС анализ об этом можно говорить уверенно! - во многом не заслоняет, а закрепляет сложившиеся в практике негативные явления.

1) В анализе РВС изобличена игра словами правоприменителей о том, что «изъятие» и «отобрание» ребёнка - это разные вещи. Профессиональная позиция (высказанная, например, экспертом ОП РФ засл. юристом РФ А. И. Хохловым) состоит в том, что юридически значимым является «разлучение ребёнка с родителями вопреки их желанию» из Конвенции о правах ребёнка. А эти слова «отобрание» и «изъятие», для которых в законе даже нет определения, - только его синонимы. Разлучение же бывает законное (только в острой ситуации, по ст. 77 СК или в рамках полномочий по закону «О полиции») и незаконное (в частности. со ссылкой на ФЗ-120 «Об основах профилактики…», который потому так и называется, что разлучения не допускает).

В анализе РВС разобрано, почему несостоятельна ссылка на ст. 13 ФЗ-120 для оправдания изъятия ребёнка из семьи по признаку «социально опасного положения». Статья 13 говорит не о действиях полиции, а об обязанностях СРЦ - в частности, принять ребёнка, но на основании документов - в частности, «акта оперативного дежурного». Само название этого акта подчёркивает, что речь идёт о помещении ребёнка, уже доставленного к этому дежурному в ОВД (где его по закону нельзя держать больше 3 часов), а вовсе не об изъятии ребёнка из семьи. А доставлять в ОВД, по ФЗ-120, можно ребёнка только безнадзорного, что и написано в статье 21, посвящённой полномочиям полиции. А безнадзорный - это «контроль за поведением которого отсутствует» (и то не всякий такой, а ещё с уточнением); то есть и здесь речь вовсе не идёт о разлучении!

А в проекте постановления (п.31) после слов о том, как трудно законно отобрать ребёнка по ст. 77, говорится:

«С учетом указанного выше, судам следует отличать отобрание ребенка от иных мер защиты прав несовершеннолетних, находящихся в социально опасном положении, в частности, предусмотренных (например, помещение несовершеннолетнего на основании акта оперативного дежурного…»

То есть проект не осуждает, а выводит такой «способ защиты прав» из-под критики.

Сама идея, что «социально опасное положение» служит основанием не для помощи, а для принудительного разлучения, взята не из закона, а из незаконной практики, порождённой Инструкцией ПДН, в которую в 2007 году вписали такую возможность, хотя в ФЗ-120 ничего не изменилось (тогда вписали ещё с оговоркой «только в неотложных случаях», которая в современной редакции Инструкции исчезла).

Конечно, в ФЗ-120 не всё сказано чётко, что-то умолчано, но бесспорно одно - в нём нигде нет явного разрешения разлучать семью. А его статья 8 прямо указывает, что нужно соблюдать Конвенцию о правах ребёнка (то есть и запрет разлучения без суда), давая необходимый судам ключ для прочтения подобных неясностей.

2) В анализе РВС перечислены различные уловки органов опеки по расширению понимания выражения «непосредственная угроза», чтобы оправдать немедленное отобрание ребёнка по ст. 77. Заинтересованные в забирании детей правоприменители и НКО стремятся так расширить это понятие, чтобы оно использовалось не только в острой ситуации, ради которой закон делает исключения из принципа неразлучения, но и в ситуации длящегося неблагополучия, в котором ребёнок живёт уже давно, и уже в силу этого не требуется именно немедленное разлучение, а возможны иные меры работы с семьёй. Если при этом и возникает необходимость лишения родительских прав, то это можно сделать в судебном порядке без немедленного раз­лучения. Власти и НКО изобретают сложные «порядки определения непосред­ствен­ной угрозы», уже самой своей процедурой говорящие о том, что ситуация допускает не немедленное реагирование, а неспешное рассуждение какой-нибудь комиссией.

Запутывает недобросовестных или невнимательных правоприменителей введённая в 2008 году в Семейный кодекс «поправка Крашенинникова », которая ввела в ст. 121 СК понятие «обстановки, содержащей угрозы» и оно естественно стало путаться с «непосредственной угрозой». (По сути, в ст. 121 добавлена формулировка «социально опасного положения».)

Очевидно, следует помочь правоприменителям (и судам!) не путать два разных понятия из разных статей, требующих разного реагирования системы. Нужно разъяснить, с опорой на факт их различия в законе, разницу между острой ситуацией («непосредственная угроза» ст. 77 СК) и длящейся ситуацией неблагополучия («условия, представляющие угрозу» ст. 121 СК, «обстановке, представляющей опасность… либо не отвечающей требованиям…» - определение «ребёнка в социально опасном положении» ст. 1 ФЗ-120). Нужно объяснить, что только в первом случае законно разлучение-отобрание-изъятие. Вряд ли можно дать более детальное разъяснение судам, не сочиняя норм от себя.

А в проекте постановления (п. 28) во-первых, слово «непосредственная» никак не объясняется, поскольку объяснение «свидетельствующая о реальной возможности наступления негативных последствий…» не указывает на немедленность наступления последствий, без которого «непосредственной угрозой» (и значит поводом для отобрания) можно назвать что угодно (хоть тараканов или щели в окнах). А во-вторых, угроза связывается с «поведением» (а не «действиями», «поступком») родителей, то есть длящимся, а не острым состоянием. Также (п. 32) для проверки законности отобрания указывается необходимым «исследовать акты обследования условий жизни родителей» .

3) В анализе РВС объяснено грубое противоречие с законом практики забирания ребёнка (чаще уже не из семьи, а из образовательной организации) при виде синяков или ссадин. Очевидно, статьи законов о побоях и об отобрании ребёнка взаимно исключают друг друга. Для немедленного отобрания необходима «непосредственная угроза жизни или здоровью»), а побои это по определению воздействия, не повлекшие вреда здоровью.

А в проекте постановления (п. 28) понятие «непосредственной угрозы» хотя и означает «угрозу причинения вреда физическому или психическому здоровью», но связывается, в качестве примера, с «наличием у ребенка признаков физического и (или) психического насилия» (то есть с синяками и ссадинами) «вследствие неправомерных действий со стороны родителей». То есть мало того, что надо ещё разбираться, «вследствие» или «сам упал», а это невозможно сделать перед «немедленным отобранием». Но получается, что непосредственной угрозой причинения вреда называются вчерашние действия, вреда не причинившие!

Столь грубое беззаконие объяснимо только идеологическими установками из брошюр феминисток (типа «если сегодня бьёт, то завтра убъёт» - в психиатрии это называется «синдром умной Эльзы», форма истерического расстройства личности). Но даже если служащий, по своему убеждению, желает преследования родителей за физические наказания, у него нет не только законных оснований, но и необходимости отбирать ребёнка - все необходимые процессуальные действия можно проводить и без разлучения ребёнка с семьёй.

4) В анализе РВС доказывается незаконность практики удержания ребёнка государством после даже законного отобрания (как и незаконность препятствий для свиданий и связи с родителями). На практике родителям часто выставляются условия для возвращения ребёнка. В законе нет никаких оснований для такого внесудебного ограничения родительских прав. РВС предлагает за него вводить административную и уголовную ответственность.

А проект постановления (п. 31) явно закрепляет незаконную практику удержания ребёнка, сочиняя норму, что акт об отобрании «влечёт за собой временное прекращение права родителей (одного из них) либо иных лиц, на попечении которых ребенок находился, на личное воспитание ребенка (до рассмотрения судом заявления об ограничении родителей (одного из них) в родительских правах или о лишении их родительских прав» .

Конечно, в статье 77 вопрос о том, на какое время отбирается ребёнок, не решён, что можно назвать законодательным пробелом. Возможно, что неуклюжей попыткой его закрыть и явилась часть этой статьи об обязательной подаче иска в суд в течение недели после немедленного отобрания, о ненужности которой сегодня уже, похоже, появился консенсус между обществом и ведомствами («против» только НКО-сопроводители, которым хочется расширить недельный срок до месяца). Но это лишь догадки, а фактом материального права, который необходимо учитывать суду, является отсутствие нормы о том, что до самого суда ребёнок обязательно должен быть не дома. Для разъяснения этой трудности необходимо только выйти за пределы статьи 77, и в частности обратить внимание на норму ст. 63: «Родители имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей перед всеми другими лицами», которое отменяется только судом.

Нуждается в оценке Пленумом и практика судебного решения об отобрании ребёнка до суда в качестве обеспечительной меры по иску о лишении / ограничении родительских прав.

5) В анализе РВС разбирается практика, по которой органы опеки не хотят передавать ребёнка родственникам - он не для них был отобран. Эта практика противоречит установленному законом («Об опеке и попечительстве», ст. 10 ч. 5) приоритету для близких родственников при устройстве ребёнка, для обеспечения которого в том же законе есть возможность немедленно назначить временную опеку. (ст. 12). Полезно было бы разъяснить такую возможность соблюдения этого приоритета органами опеки и попечительства и рекомендовать судам включать соответствующее требование к органу опеки в судебное решение при передаче ребёнка родственникам.

А в проекте постановления (п. 20) вместо этого сочиняется норма, создающая препятствия для родственной опеки и явно заботящаяся об опекунах: «передача судом ребенка на воспитание родственникам и другим лицам допускается только в случае, когда эти лица назначены его опекунами или попечителями» .

Само требование о том, что «в решении суда об ограничении или о лишении родительских прав должно быть указано, кому передается ребенок на воспитание: другому родителю, опекуну (попечителю), если он уже назначен в установленном порядке, либо органу опеки и попечительства» , является самостоятельным нормотворчеством авторов проекта постановления Пленума Верховного суда. Вопрос этот разрешается в Семейном кодексе (ст. 74 п. 4 и ст. 71 п. 5) без опекунов: «При невозможности передать ребенка другому родителю или в случае лишения (ограничения) родительских прав обоих родителей ребенок передается на попечение органа опеки и попечительства». Уже орган опеки решает, кому передать ребёнка. Проект заставляет суды лишать органы опеки выбора варианта устройства, закрепляя ребёнка за опекунами, уже назначенными на основании (искажённой с 2008 года) ст. 121, и которые порой и подают в суд на ограничение / лишение прав родителей.

Таким образом, по всей цепочке действий, связанных с отобранием детей - от изъятия ребёнка полицией до передачи ребёнка замещающим родителям - отвергнутый проект постановления Пленума Верховного суда в чём-то не пресекал, а укреплял незаконную практику.

2. Больше того, в п. 35 он предлагает разрешить судам отказаться от самого принципа законности! Если в п. 31 строго подчёркивается норма ст. 77 СК РФ о том, что отобрание ребёнка возможно «только на основании соответствующего акта органа …», то п. 35 специально написан, чтобы назвать это требование не обяза­тель­ным, «если по объективным причинам акт не мог быть принят немедленно» . Получается, что закон надо соблюдать, но если не трудно, а если трудно, то не обязательно - и это чуть не санкционировал сам Верховный суд! Тут-то, можно не сомневаться, у работников опеки объективные причины найдутся с лёгкостью! Тем более, что акт, о котором идёт речь, никогда не может быть принят немедленно. В этом и состоит основное противоречие статьи 77, но менять эту норму никак не входит в полномочия Верховного суда, даже действующего «в наилучших интересах ребёнка».

3. В разделе о лишении родительских прав новеллой проекта является необходимость в ходе судебного разбирательства давать оценку, имело ли место злостное уклонение от уплаты алиментов. Но такое деяние - это уголовное преступление (ст. 157) и согласно ст. 49 Конституции, родитель в нём может обвинён только вступившим в силу приговором суда, то есть в уголовном разбирательстве. Эта же норма Конституции игнорируется и в другом новшестве - при определении факта совершения родителем преступления против жизни и здоровья в отношении не только ребёнка, но и супруга. «Факт совершения указанного преступления должен быть подтвержден вступившим в законную силу обвинительным приговором суда либо постановлением (определением) суда или постановлением органа предварительного расследования о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию» . То есть когда родителя только обвиняли, но вина уголовным судом не исследовалась (по амнистии, примирению сторон, сроку давности), он всё равно, по проекту постановления, признаётся виновным и заслуживающим лишения родительских прав. Родители могут быть и не виноваты, но пошли на примирение, чтобы не судиться, а жить дружно, а теперь оказывается, что им нужно было оправдываться до конца, иначе у них отнимут ребёнка!

4. Крайне неудачная редакция содержится в п. 24, посвящённом вопросу об отмене ограничения родительских прав. Указывается, что одним из условий такой отмены является, что «возвращение ребенка родителям (одному из них) отвечает интересам ребенка» . Но в Семейном кодексе (ст. 76) делается особая оговорка не для удовлетворения иска, а для отказа в нём - «если возвращение ребенка родителям… противоречит его интересам ». Это изменение в постановлении по сравнению с законом радикально меняет предмет и сторону доказывания, особенно когда с родителем судится богатый опекун, у которого лучшие, чем у родителя материально-бытовые условия. Одно дело - ответчик должен доказывать противоречие интересам ребёнка при передаче родителю, если хочет помешать передаче. Другое - родитель должен доказывать, что в интересах ребёнка возвращение ему ребёнка из более богатых условий.

5. В целом авторам проекта не удалось преодолеть однобокость подхода, связанного с «защитой прав ребёнка», в то время как Фемиде пристало уделять внимание нарушению всех частных и публичных интересов. Об этом говорит замечание в пункте 7 (впрочем, перенесённом, с некоторыми новыми акцентами из постановления 1998 года).

«7. Если при рассмотрении дела суд обнаружит в действиях стороны, других участников процесса, должностного или иного лица признаки преступлений,. совершенных в отношении несовершеннолетнего, он в соответствии с частью 3 статьи 226 ГПК РФ сообщает об этом в органы дознания или предварительного следствия» .

Непонятно, почему суд симметрично не должен обращать внимание тех же органов на превышение должностных полномочий (ст. 286 УК), признаки незаконной передачи под опеку (ст. 154 УК) и других преступлений против семьи и семейных отношений.

Проект обращает внимание только на халатность и только органов опеки и попечительства Почему же органы опеки и попечительства и почему только они? Неужели и судьи Верховного суда находятся в плену обывательского представления, что опека - это ведомство по охране прав детей?

Согласно ст. 56 Семейного кодекса, органы опеки и попечительства для защиты прав и законных интересов ребенка играют особую роль, но только «в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом». У них нет полномочий превентивно контролировать семьи, в которых нет детей под опекой. А в соответствии со ст. 70, организаций, на которые возложены обязанности по охране прав несовершеннолетних детей, много - это не только органы опеки и попечительства, а и КДН, и организации для детей-сирот… и другие», и тогда надо упоминать их все.

Но мы помним, как на Парламентских слушаниях марта 2016 г. председатель Судебного состава ВС по семейным делам и делам о защите прав детей А. Кликушин высказался что по его судейскому опыту органы опеки всегда правы:

«…особенно представители общественности указывают, что вроде бы не во всех случаях нужно лишать родительских прав. Возможно, не спорю. Но, проработав восемь лет судьей районного суда, я ни разу не видел такого случая, когда не надо было бы… Если дело дошло до суда, то там уже, как правило, лишать надо. Как правило, это люди социально деградированные (алкоголизм, наркомания), и тут уже выхода не т».

То есть судья демонстрировал презумпцию правоты одной стороны процесса. Такой подход в принципе нельзя назвать корректным, а к тому же нужно учитывать, что опыт А. Кликушина как судьи первой инстанции (1995−2003) относится к другому времени. Времени, когда органы опеки ещё не коррумпировались рынком содержания детей (в виду его отсутствия) и не подвергались именно таким угрозам обвинения в халатности за то, на что у них нет полномочий, из-за которых им спокойнее перестраховаться и отобрать детей в нарушение закона.

6. Положительным в проекте является неоднократное указание на такой вид судебного разбирательства в гражданском процессе, как «признание недействитель­ным акта… об отобрании» . Однако эта формулировка не позволяет однозначно понять, идёт ли речь: 1) о признании акта незаконным (тогда это теперь по КАС, а не по ГПК), 2) о признании его законным, но неправильным, 3) о возможности его отмены в виду изменения ситуации, то есть о необходимости принятия нового акта.

Даже если читатели согласятся не со всеми изложенными доводами, в целом необходимо признать - проект постановления Пленума, посланный Пленумом на доработку, нуждается не в редакционной доработке, а в основательной переработке с учётом действительного анализа судебной практики.

И крайне желательно, чтобы текст содержал сам этот анализ, а не только выводы из него. Иначе эти выводы ничем не отличаются от таких, которые мог бы написать не только Верховный суд, но и какая-нибудь заинтересованная в получении детей на обслуживание НКО.

В связи с вопросами, возникающими у судов при разграничении единичных продолжаемых преступлений и множественности уголовно наказуемых деяний, а также в целях формирования единообразной судебной практики Пленум Верховного Суда Российской Федерации, руководствуясь статьей 126 Конституции Российской Федерации, статьями 9 и 14 Федерального конституционного закона от 7 февраля 2011 года N 1-ФКЗ "О судах общей юрисдикции в Российской Федерации", постановляет дать судам следующие разъяснения:

1. Продолжаемое преступление представляет собой единичное преступное деяние, складывающееся из нескольких (двух и более) имеющих тождественную социальную сущность (аналогичных) противоправных действий (бездействий), объединенных единым умыслом (умышленное продолжаемое преступление) или единой ошибкой восприятия (неосторожное продолжаемое преступление).

Таким образом, нормы уголовного закона о совокупности преступлений неприменимы к указанного рода посягательствам.

2. Продолжаемые преступления могут совершаться как умышленно (при этом возможен как прямой, так и косвенный умысел, намерение может носить как конкретизированный, так и неопределенный характер), так и по неосторожности (причем как в форме легкомыслия, так и небрежности).

В основе умышленных продолжаемых посягательств лежит единый умысел, в основе неосторожных продолжаемых преступлений - единая ошибка восприятия.

3. При решении вопроса, имело ли в данном случае место продолжаемое деяния или совокупность преступлений, судам надлежит устанавливать наличие (отсутствие) в действиях (бездействиях) виновного единого умысла (единой ошибки восприятия).

При этом следует учитывать, что единый умысел - это ассоциация (проистекание) многократных действий с (из) общим намерением

О едином умысле могут, в частности, свидетельствовать неизменность места (источника - применительно к хищению), способа и обстановки посягательства, небольшой разрыв во времени между дискретными актами, единая приготовительная деятельность к многократным действиям (бездействиям), использование длящихся отношений (юридических или фактических) между виновным и потерпевшим (родственных, трудовых, отношений по гражданско- правовому договору выполнения работ или оказания услуг, отношений между начальником и подчиненным по военной службе и т.п.), которые дают возможность виновному совершать несколько противоправных деяний или облегчают их совершение, неизменность потерпевшего либо предмета преступления, единство (однородность) целей и мотивов действий (бездействий).

Единая ошибка восприятия - это определенное (общее) заблуждение, в результате которого виновный совершает многократные действия, каждое из которых влечет преступное последствие.

В обоих случаях (умысла и неосторожности) виновный воспринимает содеянное единым целым.

4. Судам надлежит учитывать, что степень общественной опасности продолжаемых деяний выше степени опасности иных посягательств, совершаемых путем одного действия (бездействия), поскольку лицо, осуществляющее противоправную деятельность в форме продолжаемого преступления, проявляет большее упорство в достижении криминальных целей. Указанное обстоятельство должно отражаться на строгости назначаемого наказания.

5. В случае когда имеются неразрешимые сомнения в наличии (отсутствии) признаков продолжаемого престутшения, суд обязан оценить содеянное по норме, более благоприятной для виновного, то есть квалификация должна зависеть от тяжести юридических последствий, которые могут наступить при том или ином варианте квалификации.

6. Обвинительный приговор, вынесенный по уголовному делу о продолжаемом преступлении имеет законную силу и в отношении еще не раскрытых, но являющихся частью такого посягательства, отдельных преступных
деяний, которые были совершены перед провозглашением вступившего в силу приговора.

Таким образом, лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности за действия (бездействия), входящие в объективную сторону продолжаемого преступления, если такое преступное посягательство уже получило отрицательную оценку в судебном акте.

Исключение составляют случаи, когда противоправные действия (бездействия), составляющие единое продолжаемое деяние, совершаются и после постановления обвинительного приговора (или иного нереабилитирующего судебного решения). В таком случае такая криминальная активность должна рассматриваться как самостоятельное преступление со всеми вытекающими правовыми и процессуальными последствиями.

7. Для продолжаемых преступлений характерно, что составляющие их действия (бездействия) посягают на единый объект уголовно-правовой охраны. Вместе с тем, если уголовно наказуемое деяние посягает одновременно на несколько объектов (является полнобъекгаым), тот факт, что отдельные действия (бездействия) посягают лишь на один, основной, объект не исключает возможность квалификации их совокупности как единого продолжаемого преступления

8. Наличие нескольких потерпевших от неоднократных действий (бездействий) виновного, так же как и множественность предметов преступления не является безусловным основанием для квалификации таких действий (бездействий) по правилам о совокупности преступлений.

Вместе с тем в случае, если благо, на которое совершено посягательство, неразрывно связано с личностью пострадавшего (жизнь, здоровье, неприкосновенность и т.п.), множественность на стороне потерпевшего исключает возможность оценки такого деяния продолжаемым.

Однако если названные блага охраняются уголовно-правовой нормой наряду с другими общественными отношениями, выступающими основным объектом посягательства, то при установлении других обстоятельств, свидетельствующих о единстве намерения, дискретные акты, посягающие на них, могут оцениваться как единое продолжаемое деяние.

9. Продолжаемые преступления могут совершаться как неоднократными действиями, так и бездействиями.

При этом каждое из действий (бездействий), входящих в объективную сторону указанной категории деяний, не обязательно должно являться преступным, но в то же время такие акты поведения должны носить противоправный характер, то есть нарушать нормы одной из отраслей права.

Правомерные действия (бездействия) не могут рассматриваться как составные части продолжаемого посягательства.

10. В силу единичного характера продолжаемых престугшений сроки давности привлечения к уголовной ответственности применяются к уголовно наказуемому деянию в целом, а не к слагающим его действиям (бездействиям).

Таким образом, сроки, предусмотренные ст. 78 УК РФ, исчисляются со дня окончания последнего из действий (бездействий), входящих в объективную сторону продолжаемого преступления.

11. Местом совершения продолжаемого преступления применительно к правилам определения территориальной подсудности должно считаться территория осуществления последнего из действий (бездействий), составляющих указанное посягательство.

Если последний акт продолжаемого деяния совершен на территории иностранного государства, необходимо применять аналогию процессуального закона (ст.

Ст. 32, 35 УПК РФ): в таких случаях возможно изменить

территориальную подсудность уголовного дела по ходатайству стороны либо по инициативе председателя суда, в который поступило уголовное дело, причем компетентным должен признаваться суд, юрисдикция которого распространяется на то место, где совершено большинство составляющих продолжаемое преступление действий (бездействий) или наиболее тяжкое из них.

12. При совершении продолжаемого преступления на территории нескольких государств компетентный российский суд вправе принять итоговое решение, в котором получат должную оценку все действия (бездействия) продолжаемого деяния иностранного гражданина независимо от места их совершения и гражданской принадлежности лиц, против которых направлены указанные действия (бездействия).

13. Преступления указанной категории могут иметь как формальный, так и материальный состав.

14. Появление (отпадение) в действиях (бездействиях) виновного квалифицирующего признака, в том числе влекущее необходимость квалификации преступления по иной части статьи УК РФ, предусматривающей ответственность за конкретное преступление, не исключает правовой оценки содеянного как единого посягательства.

15. Пока речь идет об одном преступлении, установленное деяние не может содержать признаки приготовления и покушения или приготовления и оконченного преступления либо покушения и оконченного состава: деяние, при совершении которого лицо, не сумев в первый раз довести преступное намерение до конца по не зависящим от него обстоятельствам, в продолжение ранее возникшего умысла предпринимает новую попытку, не выходит за пределы единичного деяния; содеянное при таких условиях подлежит квалификации только по результатам последней попытки как единичное преступление; то, что посягательств было фактически два, следует учитывать уже при назначении наказания

16. В соответствии с ч. 3 ст. 30 УК РФ покушением признается недоведение преступления до конца, то есть закон связывает завершенность деяния в уголовно­правовом смысле не с реализацией умысла в полном объеме, а с наличием в действиях лица всех признаков состава греступления Таким образом, если в содеянном содержатся все признаки преступления, то независимо от намерения виновного продолжай» выполнять объективную сторону деяния, его поведение следует оценивать как оконченное посягательство.

Исключение составляют случаи, при которых умысел лица направлен на совершение квалифицированного состава грестуттления, в то время как его действия содержат все признаки состава грестуттления, предусмотренного нормой о неквалифицированном деянии. При таких обстоятельствах преступное поведение злоумышленника необходимо оценивать как покушение на более тяжкий состав посягательства.

17. При совершении продолжаемого преступления в соучастии каждый из соучастников отвечает лишь за те действия (бездействия), которые охватывались его умыслом (эксцесс исполнителя).

Пособник, способствовавший совершению лишь одного из дискретных актов, слагающих продолжаемое преступление, несет ответственность за все деяние в целом при наличии в совокупности двух условий:

Значимость криминального акта, в котором он задействован дня всего посягательства в целом (объективный критерий);

осведомленность пособника о вышеуказанном обстоятельстве (субъективный критерий).

18. Пособничество (подстрекательство, организаторство) в совершении совокупности престугшений не исключает квалификации действий такого соучастника как продолжаемого посягательства в случае, если установлено, что он действовал с единым умыслом

Так же как пособничество (подстрекательство, организаторство) нескольким действиям (бездействиям), входящим в объективную сторону продолжаемого деяния, при наличии доказательств самостоятельности умысла может быть оценено как множественность престугшений.

19. В случае, если сговор на посягательство между соисполнителями имел место в процессе продолжаемого преступления, но до начала хотя бьг одного из действий, заключающего в себе полный состав объективной стороны преступления, то такая договоренность должна оцениваться как предварительная применительно к ч.2ст. 35 УК РФ.

20. При отграничении продолжаемого сбьпа наркотических средств от совокупности преступлений указанной категории судам следует устанавливать направленность умысла виновного при реализации запрещенных веществ.

Так, если лицо занимается сбытом наркотических веществ на систематической основе, то каждый акт сбыта следует квалифицировать как самостоятельное преступление, за исключением случаев, когда продажа наркотика происходит в рамках одной договоренности.

Если же умысел виновного направлен на сбьп конкретной массы наркотического средетва, то его реализация в несколько приемов даже нескольким лицам представляет собой единое продолжаемое деяние.

21. Регулярная передача денежных средств взяткополучателю за общее покровительство (попустительство) по службе следует квалифицировать как
единое продолжаемое преступление, предусмотренное соответствующей частью ст. 290 УК РФ.

22. При решении вопроса о единичности деяния применительно к

получению взяток за бездействие следует установить, воспринимается ли коррумпируемым лицом эта разновидность служебного злоупотребления просто как купленная пассивная форма поведения по отношению к допускаемым нарушениям (продолжаемое посягательство), либо же как целенаправленное, но при этом в каждом случае дискретное, нереагирование на вновь выявленные факты, требующие определенного служебного вмешательства (множественность преступлений).

23. При передаче виновному имущества за совершение нескольких действий в пользу одного взяткодателя либо за одно действие в пользу нескольких взяткодателей при определении продолжаемого характера получения взятки необходимо учитывать степень связанности совершаемых должностным лицом актов служебного поведения, а также необходимость вновь устанавливать коррупционный контакт между взяткодателем и взяткополучателем.

24. Ключевым признаком, объединяющим несколько половых актов в единое изнасилование, является состояние потерпевшей (состояние подавленности), которое в силу примененного ранее насилия позволяло беспрепятственно совершать с ней действия сексуального характера.

25. Совершение с потерпевшей нескольких половых актов при непрерывном применении насилия (в том числе и психического) квалифицируется как продолжаемое преступление, предусмотренное ст. 131 УК РФ.

26. При совершении изнасилования с использованием беспомощного состояния потерпевшей единство умысла виновного определяется возможностью беспрепятственно (без соответствующей подготовки) осуществлять преступные действия сексуального характера.

Председатель Верховного Суда Российской Федерации

Секретарь Пленума, судья Верховного Суда Российской Федерации

Еще по теме ПРИЛОЖЕНИЕ 1 ПЛЕНУМ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ О СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ О ПРОДОЛЖАЕМЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ:

  1. ПРИЛОЖЕНИЕ 1 ПЛЕНУМ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ О СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ О ПРОДОЛЖАЕМЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ

- Авторское право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право -

Проект постановления "О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с ограничением или лишением родительских прав, а также с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью" был сегодня представлен Пленуму Верховного Суда Российской Федерации (далее – Проект; документ находится в распоряжении портала ГАРАНТ.РУ).

Так, согласно Проекту, судам рекомендуется разрешать вопрос о проведении обследования условий жизни ребенка на стадии подготовки дела к разбирательству. При этом подчеркивается, что представленный акт обследования и основанное на нем заключение органа опеки и попечительства подлежат оценке судом в совокупности со всеми собранными по делу доказательствами.

Также авторы Проекта предлагают закрепить в постановлении Пленума ВС РФ положение о том, что в случае если требование об ограничении, лишении родительских прав либо об отмене ограничения родительских прав или о восстановлении в родительских правах, а также о возврате детей в семью, в том числе и в случае, когда они были отобраны в порядке, предусмотренном ст. 77 Семейного кодекса, заявлено в отношении двух и более детей, оно подлежит разрешению судом с учетом интересов каждого ребенка. Речь идет о случаях возникновения непосредственной угрозы жизни ребенка или его здоровью.

Кроме того отмечается, что дела об ограничении или о лишении родительских прав, а также о восстановлении в родительских правах рассматриваются судами с участием прокурора (

"Новая адвокатская газета" опубликовала материал по с моим комментарием. Но я, по своей обычной привычке, написал комментариев значительно больше, чем редакция "АГ" могла опубликовать. Публикую самое примечательное.

1. Очень плохое толкование п. 2 ст. 389 ГК о необходимости регистрации уступки требований из зарегистрированного договора в п. 2 проекта.

Действительно, п. 2 ст. 389 ГК требует такой регистрации. Но следовало бы осуществить дифференциацию таких требований. У нас на сегодняшний день требование о госрегистрации действует в отношении всего двух, но весьма распространенных договоров: долгосрочная аренда недвижимости и долевое участие в строительстве. Действительно, когда уступаются права, ради которых было введено требование о регистрации договора, и сама уступка должна быть зарегистрирована: т.е. право арендатора владеть и пользоваться имуществом, обладающее следованием за вещью, и право требовать передачи помещения по ДДУ (хотя даже тут возможны нюансы). Но какой смысл в регистрации уступки арендодателем права требовать уплаты арендных платежей или прав дольщика на получение неустоек, предусмотренных 214-ФЗ? Никакого, только плодить злоупотребления. Пленум мог бы как раз дать дифференциацию таких требований и сказать, когда регистрация нужна, а когда – нет.

2. Абз.1 п.6 – в части определения момента перехода будущих требований просто повторяет закон, при этом не учитывает конструкцию уступки будущих требований, зафиксированную в определении КЭС ВС РФ №305-ЭС16-8204, согласно которой будущее требование в момент его возникновения на "юридическую секунду" возникает у цедента (и в этот момент его могут "поймать", например, кредиторы цедента) и лишь потом возникает у цессионария, если переходу его от цедента ничего не мешает.

И если с разделением перевода долга на привативный и кумулятивный (п. 28-30) проблем нет – просто привнесение в текст пленума слов, необычных для него по стилистике, то, например, в п. 7 однозначно делается отказ от довольно распространенного в теоретической юриспруденции представления об абстрактности цессии (не говорю сейчас, что оно правильно, но оно распространено и довольно обоснованно): этот пункт говорит о том, что недействительность каузы цессии влечет и ее недействительность.

А в п. 8 совсем революционно выводят добросовестное приобретение прав требования по аналогии закона из п. 2 ст. 223 ГК! Если в свое время я хоть и посмеялся, но признал разумным аналогичный подход в Пленума 10/22, где добросовестное приобретение движимости было обосновано так же – через п. 1 ст. 6 и п. 2 ст. 223 ГК, то с правами все намного сложнее. Прежде всего, в том что абз. 2 п. 2 ст. 223 сам отсылает к другой статье – к 302-й, а она связывает защиту добросовестного приобретателя с тем, что тот владеет спорным имуществом, а выбытие его из владения собственника произошло по его воле. В п. 8 проекта про владение ни слова, да и тем более: что считать владением применительно к требованиям? Я бы сказал, что уведомление должника: именно оно – как и владение – выполняет функцию внешней легитимации права, обозначения его перед обязанным лицом. Но в проекте об этом не говорится.

По факту, кстати, сегодня де-факто добросовестное приобретение требований и есть, именно исходя из того, кто первый уведомил должника. А если говорить о добросовестном приобретении по аналогии с приобретением собственности, то, может, как написал Михаил Жужжалов, следует и приобретение требований по давности "владения" признать?

4. К сожалению, ничего не написано про новые 2-3 предложения ст. 386 ГК, которые вступят в силу только с 1 июня 2018 года, но содержат очень опасные новые нормы о запрете должнику ссылаться на возражения против требований, о которых он не заявил сразу после получения уведомления об уступке. Об этой норме, помнится, Артем Карапетов писал – и очень беспокоился ее опасностью для должника. Что, после вступления в силу снова три года ждать разъяснений и в это время блуждать в неопределенности?

5. Совершенно удивил меня абз. 2 п. 31, согласно которому передача договора (институт сам по себе не новый, но отдельно прописанный в законе в 2014 году – на мой взгляд, никакой необходимости в этом нет, т.к. сами-то такие отношения и раньше были, и регулируются они все равно по принципу "передача договора = цессия + перевод долга") влечет возложение на новую сторону договора ранее – до передачи – возникших обязанностей.

Это даже не удивление – это шок, практика сейчас идет совершенено по другому пути. Например, при перенайме с нового арендатора нельзя взыскать долги по арендной плате за прежние периоды (если, конечно, он отдельным соглашением за них не поручился). Вопрос, требующий решения, здесь есть: это вопрос о том, а может ли арендодатель расторгнуть договор с новым арендатором на основании нарушений, допущенных прежним арендатором. И, если может (что тоже не факт: согласие арендодателя на перенаем вполне может рассматриваться как отказ от такого права), то, видимо, мы имеем дело с некоторым возложением на нового арендатора некоторой ответственности за долги старого, но в любом случае не путем признания его ответственной стороной.

Если же идти по логике, предлагаемой проектом, то этак и коммунальную задолженность начнут предъявлять новому собственнику жилья – с чем долго боролись и о чем до сих пор мечтают коммунальные организации.

6. Еще по процессуальным вопросам есть спорные моменты. Так, написано, что делать, если цедент не соглашается на замену истца в процессе, но что делать, если такого согласия не дает цессионарий, не говорится. И каковы оказываются материально-правовые последствия взыскания уступленного долга в пользу цедента.

Говорят, проект Пленума отправили на доработку. Интересно, по каким основаниям. Хотелось бы, чтобы вот эти вопросы как-то были разрешены в ходе доработки.